Татьяна Лисицына
На полтора метра ближе к небу
Глава 1
Упс! Все готово и сегодня я обязательно нарушу запрет. Самый-самый. И я надеюсь, что мне это сойдет с рук. Признаюсь, я обожаю нарушать, это придает мне вес в собственных глазах и значительно облегчает жизнь.
Итак, все готово. Борозды интернета перепаханы вдоль и поперек, так же как изучены маршруты навигатора. Мне важны место, время, развлечения и мужчины. Почему я поставила джентльменов в конец? Да потому что они всегда есть для таких, как я и моя подруга Эля. По паспорту она Элеонора, у нее тоже двойное имя, как и мое, Камилла. Дома ее называют Нора, что она терпеть не может, так же как я ненавижу, когда меня называют Камой. Но разве можно переделать родителей? Они лучше знают, как нам надо жить. И это всегда идет наперекор нашим желаниям.
В общем, сегодня я еду взять очередной барьер. Мои мысли прервал телефонный звонок. Я вытащила из золотой сумочки Гуччи телефон такого же цвета. Специально подбирала. Не успела провести пальцем по экрану, как он завис. Минут пять я перезагружалась, пока Эля пробилась снова.
— Выброси свой айфон. Бессмысленно тратить шестьдесят тысяч, чтобы все время отключаться.
— Иногда это бывает вовремя, — парировала я. — Я успеваю подумать принять или не принять приглашение.
— Слушай, у меня всего пять минут, нет, уже две, до совещания, на котором сначала я поимею своих подчиненных, а потом главный расстелет меня на своем ореховом столе. Наши статистики опять упали.
Элеонора, как и я, работала в международной компании. Иногда ее зарплата намного превышала мою. Эля работала руководителем офиса продаж: адская работа на нервах. Конечно, сама Эля ничего не продавала, но когда ее агенты не выполняли плана, за всех драли мою подругу. А поскольку план продаж никогда не приближался к реальности, Эля всегда была в форме: зла и весела на грани истерики. Впрочем, мою стабильную работу главбушки она считала скучной.
— Тебе может понравиться на столе, — заметила я. — К тому же твой главный, судя по фото в фейсбуке, очень даже ничего.
— Милка, погоди, со столом. Я отобьюсь: на работе никому не даю. Мне приснился плохой сон про тебя. Я хочу тебя отговорить от этого занятия. Скажи, ну зачем тебе это надо? Разве мало других развлечений? Ты можешь разбиться. Сломать ногу, руку или…
— Да что с тобой?! Хочешь превратиться в члена моей семьи?
— У меня даже возникла мысль позвонить Заре…
— Что?! — выкрикнула я с ужасом.
На Заре мой отец женился после смерти мамы. На самом деле, она еще и моя родная тетя, так что папик, не успев вкусить свободы вдовца, был с грубой нежностью и приторной заботливостью о нас двоих, поведен под венец. Мы оба даже не успели пикнуть, как оказались в золотых ошейниках.
Я уже подошла к своему Финику — одному из самый крутых запретов — и любовно оглядела его крутые чистые бочка. Золотистого цвета. Под сумочку или телефон. Мне кажется, что у моего автомобильчика есть душа, поэтому я люблю с ним разговаривать. И он радуется, что сейчас я втоплю педальку, и мы убежим от мира, где я на каблуках со строгим пучком считаю чужие миллионы. Даже, если мы ползем в пробке, мой мир уже другой: я в джинсах и топике или шубке с короткими рукавами, или в чем-то еще, не мешающему моим свободно распущенным волосам ласкать шею и щекотать руки. И я еду на машине своей мечты, которую мне запрещали и запрещают иметь. Я открываю окно и улыбаюсь красивым мужчинам. Разве я не хороша? Кстати, всего этого я добилась сама.
Финик отозвался мяуканием, на что тут же среагировала Эля.
— Ведь ты поедешь, несмотря ни на что?
— Нора, я уже снимаю дурацкие каблы от Джимми Чу. — Помнишь, как мы веселились, когда я их мерила? И надеваю любимые красные кеды.
— Зачем ты называешь меня Норой?
— А зачем ты боишься за меня? Помнишь, когда мы ужинали с тобой в «Пушкине», решили, что не будем ничего бояться. Страх — это удел старшего поколения, который портит нам жизнь. А у нас будет драйв.
Эля хихикнула:
— А помнишь тех двух перцев, которые поставили нам тогда шампанское?
— Эль, дело не в перцах — сколько их у нас было?! — а в клятве.
Мы запили наше соглашение самым дорогим красным вином, которое нашли в меню. Красное вино подобно крови, которую мы должны изменить. Я не хочу быть такой, как Зара и как мой отец.
— Угомонись, твоя взяла. Выключаюсь. Отъезжу подчиненных и сразу на стол, пардон за стол, к главному.
— Удачи! Мне кажется, ты сделала немало упражнений на интимные мышцы, чтобы получить оргазм даже на столе.
Моя мысль, отбросив Элькин страх, вернулась к барьерам. Признаюсь, я взяла их немало в жизни, это даже мой отец признает, а он уж, как раньше было модно говорить, из новых русских. У нас есть дом в Испании, а живем мы на Мосфильмовской в одной из дурацких башен, куда так сложно пройти.
Кстати, там никогда не видели моего Финика. Паркуюсь я в чужом дворе в пяти минутах ходьбы возле одной из блочных пятиэтажек.
Мне можно было пойти по стопам отца, но я выбрала собственный путь, потому что рано поняла, что не смогу принадлежать своей семье и радеть за ее интересы. Мне нужно, чтобы я могла танцевать в обтягивающем платье в хороводе мужчин, спускаться с отвесных скал вслед за упругим телом инструктора, прыгать с парашютом и еще много чего, за что я не хочу ни перед кем отчитываться.
Говорят, что каждый человек состоит из женского и мужского начала, которые борются между собой. Представьте, как тяжело мне? Я состою из двух разных человек. У меня все помножено на два. Мои начала то дерутся, то спорят между собой. Но я нашла на них управу во времени. Правда, по рабочим дням. Утром я деловая женщина в платье — футляре и прочих деловых обличиях, которые отправляются в багажник моей машинки после пяти, когда заканчивается мой день главного бухгалтера в английской фирме.
Телефон снова зазвонил, когда я в белом поло и красных джинсах садилась за руль.
— Камочка, ты уже закончила? — голос Зары звучал приторно сладко.
— Да, тетя Зара. Уже бегу на курсы.
— Ох, Камочка, ну настанет ли счастливый день, и мы обойдемся без тети? — Я не ответила, и она продолжила: Послушай, скоро у твоего отца день рождения. Я думаю, что ему купить. Может, ты посоветуешь? Алло! Что-то плохо слышно?!
— Я у метро, а тут такая сутолока, — я погладила руль Финика и улыбнулась. — Тетя Зара, я у папы выясню, а ты потом купишь. Получится телепатия. Я подтвержу, что ничего ему не говорила.
— Ты — прелесть. Совершенно не умею выбирать подарки.
Никогда не назову тебя мамой, — проворчала я про себя, — выруливая с парковки. Так же, как и ты никогда не назовешь меня Милкой. Кстати, мама звала меня Мила или Миля, по настроению. А после ее смерти я стала Милкой, потому что поклялась себе превратиться в плохую девчонку после того, как в наш дом въехала ее родная сестра. Мама умела выбирать подарки. Папа носил ее галстуки и говорил, что не смог бы сам выбрать ботинки удобнее.
Мысли о Заре недолго занимали меня: я была слишком взволнованна. Сегодня я, наконец, сделаю то, о чем мечтала долгие годы и дотянула до почтенного возраста двадцати семи. В погоне за карьерой и развлечениями, не успела и заметить, как пролетело время, и мои ровесники уже водят детей в первый класс. Но я не хочу замуж. Несмотря на то, что озабоченная Кама то и дело приглашает в дом занудных женишков нашего круга и твердит: пора, пора пора! На это время я опять собираю волосы и надеваю приличную одежду.
Я посигналила подрезавшему меня джипу, и тут же перестроилась в крайний правый и красиво обошла его. Знай наших! Впрочем, он это заметил и ухмыльнулся в открытое окно, держась со мной рядом. Я отвернулась. Хамы, даже дорожные, мне не нужны.
Телефон, пристроенный на передней панеле, издал уведомление, и мне пришлось чуть сбавить скорость, чтобы прочитать его. Клуб «Фортуна» требовал подтверждения, ждать ли меня сегодня. На светофоре отбила «да» и прибавила скорость.
Я уже подъезжала, когда Элька написала в вотсапе: «Обошлось без орехового стола. Зато своим сейлам устроила такую групповуху, что один собрался увольняться. Почему мужики не любят, когда их имеет красивая женщина?»
Я представила Эльку на работе. Гладко зачесанные волосы убраны в хвост, на стройном теле обтягивающий дорогущий костюм, двадцатисантиметровые шпильки при ее росте метр семьдесят. Некоторые мужчины оказывались намного ниже ее. Представляю, какого им было, когда она их драла. А как она их драла, слушать было невыносимо. Я, однажды, оказавшись свидетельницей, спросила:
— Где ты этому научилась?
— У бывшего начальника. Он так меня нагибал, что однажды я действительно нагнулась и показала ему такие отношения между полами, что у него начались проблемы с женой.
История завершилась тем, что мужику пришлось уволиться, а Элька села на его место, взяв его сейлов, для которых оказалось тяжело наклоняться перед женщиной.
Пока я отбивала ответ, навигатор показал последний поворот. Осталось семьсот метров. Пятьсот. Двести. Я въехала в ворота и припарковалась на площадке.
Сердце волнующе сжалось.
Я выбралась из-за руля, привычно просканировав припаркованные автомобили и с удовлетворением отметив, что мой Финик круче всех. Эх, если бы мне удалось стать круче их водителей в том, ради чего я приехала. Вот мамочка моя могла. Она, когда это делала, папа, чуть не падал в обморок от страха. А я, мне было года три, сжимала кулачки и кричала: «Я тоже так хочу!» Впрочем, хитрый папа сумел выбить из мамы обещание, что она никогда не возьмет меня с собой.
Я взяла новенькую экипировку и пошла навстречу своей детской мечте. Завернув за двухэтажное здание «Отель», я увидела прекрасную белую галопирующую лошадь под всадницей в шлеме. Я замерла, вдыхая знакомый запах конского пота и навоза. На плацу стоял мужчина в обтягивающих бриджах и черной борцовке, который выкрикивал команды: «Собери ее! Сокращай! Не давай опускать голову!» Я переводила взгляд с его стройных ног в высоких сапогах на загорелые мускулистые плечи, пока не окунулась в его серые глаза, когда он повернулся ко мне.
— Вы к кому?
На миг я потеряла голос. Мое сердце выпало в опилки, которыми был посыпан плац, к его сапогам и пискнуло: «К Вам!»
— Девушка? — он даже не улыбнулся.
— Я приехала … заниматься.
— С кем вы договаривались? — он отвернулся, наблюдая за всадницей и крикнул: «Собери ее!»
Я читала о нем на лошадных форумах: конные девушки пищали, что он самый крутой. Все хотели заниматься с ним, но у него все расписано и берет он только перспективных. Теперь я поняла почему. С такой фигурой и такими глазами… И как неприлично выглядят эти обтягивающие бриджи.
— Извините, — он повернулся ко мне.
— А вы, наверно, Кирилл?
— Да, — он повернул голову и снова крикнул: — Маша, да собери ты его! Кто на ком сидит?!
Профиль у него тоже был красивый.
— Так к кому вы? — спросил он раздраженно, всем своим видом показывая, что я ему мешаю.
— Я договаривалась с Любой. Но хочу заниматься у самого лучшего тренера, — я улыбнулась — а на форуме пишут, что это вы.
— Какой у вас разряд? — спросил он, не глядя на меня.
— Я первый раз, но я… — только я хотела рассказать какая я способная и про маму и… Да я бы вечность с ним стояла и рассказывала.
— Исключено, — его голос стал, как у снежного короля. — Я не занимаюсь с новичками. Люба — прекрасный тренер. Кстати, вон и она, — он махнул рукой за мою спину, повернулся и, наступив на мое сердце высоким сапогом, вернулся к своей ученице.
Я почувствовала себя униженной. Мужчины всегда обращали на меня внимания. Причем мужчины, у которых было больше достоинств, чем обтянутая бриджами нижняя половина туловища. И зачем он так вырядился, если на лошадь не садится?! Какой-то тренер коня. Так разговаривает, словно чемпион мира. Я все еще стояла на том же месте, разглядывая его упругие ягодицы, надеясь, что и мои так же окрепнут после тренировок.
— Вы Мила? — услышала я женский голос рядом. Добро пожаловать в наш конный мир!
Я повернулась и посмотрела на нее. Доброжелательное лицо в веснушках, глаза голубые, ресницы нарощеные. Судя по всему, натуральная блондинка с длинными волосами, собранными в высокий хвост.
— Спасибо, — я отвернулась к плацу. Если здесь все такие красивые…
— Вы уже познакомились с Кириллом? Он у нас лучший тренер, — девушка отчего-то сказала это с гордостью, хотя по моим понятиям должна была бы соперничать с ним за клиентов.
— Вашу лошадку уже собирают. Небольшая задержка, у конюха работы много. Можете пока посмотреть. Они сейчас прыгать будут. Вы же конкуром хотели заниматься?
— Хотела, — я вздохнула, наблюдая, как Кирилл ловко управляется с тяжелыми барьерами.
Барьеры стояли по кругу, прыгнув один, надо было готовиться к другому, потом к третьему. Всего я насчитала их семь. Пройдя один круг, лошадь закинулась перед первым барьером второго круга. Маша еле удержалась в седле, но выровнялась и прыгнула третий барьер. Кирилл покрикивал на нее, Люба комментировала рядом. То рано завернула, то поздно вошла в поворот. У меня голова шла кругом, и я уже не знала, хочу ли я этим заниматься, как вдруг белая кобылка закапризничала перед очередным барьером.
«Двигай ее!» — крикнул Кирилл и пропищала в экстазе Люба одновременно, но всадница не удержалась и прыгнула первой, в то время как кобыла, едва не съездив копытом девушке по голове, понеслась по плацу.
Кирилл рванулся к Маше, но она уже вставала, потирая ушибленные места.
— Вот так тоже бывает, — спокойно сказала Люба. — В конкуре без падений никак. Маша сама виновата. Мы много раз отговаривали ее от Красавки, она коварная, с ней нельзя бояться, сразу начинает издеваться.
Я затаила дыхание. Я, конечно, не видела, как упала мама. Папа перестал брать меня на соревнования и водил в зоопарк или еще куда-нибудь, только не на конюшню. Но сейчас я видела, как страшно это может быть. Я вспомнила запреты папы и Зары, сегодняшнее предостережение Эльки. Меня слегка потряхивало.
В своей прострации, я не заметила, как Кирилл поймал лошадку и ловко, как показывают в фильмах, вскочил на нее. Она тут же подняла зад, оставшись на передних ногах.
— Свечит, сучка, — бросила Люба. — Сейчас попадет тебе, забудешь, что у тебя есть задние ноги.
Я смотрела на Кирилла. Что, если он тоже упадет? Он почти припал к ее шее, но ему удалось ее выровнять, после чего он хлестнул ее кнутом и направил на барьер. Они прыгнули легко и красиво и полетели с бешеной скоростью к следующему, и так сделали несколько кругов.
— Хорош, чертяка, — выговорила Люба с восторгом.
Он подъехал к нам, осадив лошадку на ходу. Красавка встала, как вкопанная, вся мокрая, рот в пене.
— Люб, подними третий и пятый на сто сорок, хочу ее погонять.
Люба пошла к барьеру, а Кирилл, наклонился, опуская под свой рост стремена. На миг его глаза встретились с моими. Мое сердце валялось уже под копытами его лошади и взывало о помощи, в то время, как его хозяйка не могла отвести взгляда от его напряженного мокрого лица. Я до того зазевалась, что Красавка протянула ко мне морду и куснула бы, если бы Кирилл ее не придержал.
Люба вернулась ко мне, Кирилл на Красавке поехали к первому препятствию.
— Красавка устала, — пробормотала Люба.
Я пожалела, что не умею молиться. Он же не может погибнуть, если мы только познакомились?!
К нам, прихрамывая, доковыляла Маша.
— Сколько поставили?
— Сто сорок.
— Псих, — прокомментировала Маша и встала рядом. — Красавка неуправляемая сегодня.
— Ты что, не знаешь Кира?! Он всегда такой, — взмахнула ресницами Люба.
Я прислонилась к стене. Только не упади! Не упади! Если бы я могла, я закрыла бы глаза руками. В секунды перед третьим барьером я почти потеряла сознание. Они прыгнули, может, не так легко, как остальные, но это было красиво, он сделал два следующих и, проехав мимо нас, крикнул:
— Надо закрепить!
Второй раз это было так легко и красиво, что я поняла, что останусь. Это был тот самый драйв, который я обожала. И красота. Я выложу чудные фотки в контакте с лошадьми.
Кирилл подъехал к нам и, спрыгнув с мокрой и присмиревшей Красавки, передал поводья Маше. Похлопал ее по шее, вытащил из кармана кусок сахара.
— Ничего еще старушка, — повернулся к Маше. — Ты или прыгаешь, или больше не приходишь! Реши для себя!
Маша обиженно повела Красавку с плаца. Кирилл посмотрел на Любу:
— А вы что, до сих пор стоите? Наша новая девушка испугалась?!
Он говорил так, как будто я чуть не умерла от страха, переживая за него.
— Люба, — сказала я командирским голосом. — Где моя лошадь? Я уже полчаса потеряла.
— Так вы даже не переоделись еще. Я думала вам интересно.
— Ничего особенного! — я подняла подбородок. — Моя мама конкуром занималась. Я насмотрелась. Где раздевалка?
Конечно, когда мы пришли на плац, Кирилла уже не было. Люба поставила передо мной скамеечку, чтобы мне легче было сесть на лошадь.
Я забралась на рыженького, не первой молодости мерина по кличке Мажор. Хотя, судя по породе или ее отсутствию, он и в молодости им не был. Он равнодушно жевал удила, не мешая нам. Люба сделала под меня стремена, взяла повод в руки, и мы пошли шагом. Я казалась себе малышкой и ругала себя, что потеряла столько времени на походы по магазинам, ресторанам, поездки. Я вспоминала свою жизнь, и отчего-то она казалась мне пресной.
Люба передала мне повод:
— Сможешь сама пошагать?
— Конечно.
Люба просунула повод между моим мизинцем и указательным, выпустив сверху. Я попыталась так сделать с другой рукой, но, мои привыкшие к ноутбуку пальцы, не хотели складываться должным образом.
— Первое время надо последить, а потом войдет в привычку, — Люба критически оглядела меня. — Ты падаешь вперед. Сядь глубже и прямо. Пятки вниз. Икры прижаты. Руки на уроне кулака от холки. Нет, не так высоко, чуть ниже. Отлично. Теперь попробуй, сохраняя все это на ходу. Я буду следить. Немного покачивай поясничкой на ходу. Давай, сожми бока внутренними поверхностями ног и отдай повод.
— Как, отдать повод? — переспросила я, думая, зачем же я так старательно укладывала его между пальцами.
— Ослабить, отпустить.
Я попробовала. Мажор, слега повернул голову, видимо, посмотреть, какой чайник сидит сверху и остался на месте.
— Давай еще, он немного ленив. Как следует, работай шенкелями.
Видимо, внутренняя поверхность моих бедер будет иметь другое название. Как знать, может, это поможет испытывать более яркие отношения с мужчинами. Я попробовала, бока у Мажора, словно из железа, сжимай, не сжимай.
— Он издевается, — констатировала Люба. — Я схожу за хлыстом. Не думала, что он понадобится.
Мы остались вдвоем на плацу. Сжимая изо всех сил железные бока, выкрикивая «но» и уговаривая Мажора, я пробовала, пока мои мышцы не заныли. Конечно, я забыла, что надо отдать повод. Если честно, мне было страшновато. Этот Мажор, был словно лось, и я некстати подумала, что падать с него высоко, а потом я вспомнила, как ловко управлялся с лошадью Кирилл. Я представила, как мы несемся галопом по лесу, и он не может меня догнать, а когда догоняет…
Все случилось так быстро, что я даже не поняла, что произошло. Видимо, у меня получилось дать шенкель, и Мажор, игнорируя шаг, сразу перешел в галоп. Я вцепилась в повод, мое единственное спасение, и пригнулась к шее. Скорость усилилась, несколько мгновений я наслаждалась волнообразными движениями, думая, что ничего не может быть приятнее, но Мажор понесся быстрее, я дернула за повод и поняла, что падаю. В секунды, предшествующие падению, успела вспомнить все предсказания. Упала я набок, успев сгруппироваться, но Мажор тащил меня по песку, поскольку моя правая нога зацепилась за стремя, и когда я, успев испытать новый ужас, что это продолжится, стремя оторвалось.
Я еще лежала на опилках в том месте, куда упало мое сердце при виде Кирилла, когда услышала голоса.
Сначала женский вскрик:
— Боже мой!
А потом мужской раздраженный голос:
— Как ты могла оставить ее одну?!
Кирилл склонился надо мной.
— Как ты? Где-нибудь болит?
— Не знаю, — я пошевелила руками, ногами, приподняла голову.
— Давай руку, попробуем встать.
Я встала, опершись на его руку. Мы остались вдвоем, Люба пыталась поймать расшалившегося Мажора.
— Он так неожиданно понесся галопом, — оправдывалась я.
— Он не пускался в галоп уже лет пять. Не понимаю, что произошло.
Зато я понимаю, что произошло. Моя мечта понеслась впереди меня и возбудила Мажора.
Кирилл пошел к Любе, чтобы помочь ей поймать лошадь. Я обнаружила, что мои новые бриджи и поло безнадежно испорчены, а хвостик сбился набок. Я сняла резинку, волосы упали на спину. Когда он вернется, я сделаю вид, что причесываюсь.
Кирилл вел лошадь под уздцы, Люба семенила рядом. По их лицам я поняла, что он ругает ее.
— Но кто знал, что Мажор пустится в галоп?!
Он покачал головой и еще сильнее сдвинул брови. Я поправила волосы, подняла их вверх, поймала его взгляд.
— Готова снова сесть в седло?
— Сейчас? — спросила я с ужасом. Даже не думала, что у кого-то возникнет эта мысль после того, что я только что пережила.
— Если не сделаешь сейчас, не сделаешь никогда. Страх так и останется в тебе на всю жизнь.
Я больше не смотрела на Мажора, как на старого мерина. Как меня прокатил?!
— Ну что, готова? — спросил Кирилл.
Если бы его не было рядом, если бы его глаза, так испытывающе не смотрели на меня, я бы ушла и больше не вернулась. Все правы, и это не мое. Но перед моим взглядом снова появилась картинка, как мы несемся по лесу. Галопом. И для меня это так же естественно как дышать. За те несколько мгновений, пока я не упала, я успела ощутить, как это приятно.
Я подошла к Мажору, поставила ногу в стремя, ухватилась за холку и сделала неловкое движение.
— Стремена надо опускать, — сказал Кирилл без улыбки и четким движением подтолкнул меня вверх. Я плюхнулась на коня и посмотрела на него, но он уже повернулся спиной. Наверно, в подсаживании девушек для него не было ничего необычного, но я до сих пор чувствовала прикосновение его горячей руки.
— Двигай его! — скомандовала Люба.
Я изо всех сил сжала бока Мажора, и он, подумав немного, пошел шагом. Мне казалось, что мой мозг никогда так не напрягался. Контролировать одновременно, чтобы пятки были вниз, давать шенкель, держать спину и не дергать за повод, было крайне сложно. Люба то и дело сыпала замечаниями и не успокоилась, пока мы неплохо проехали круг шагом.
Дальше попробовали рысить. Мне казалось, что кроме моего сердца, из меня еще выпадут все внутренности. Я никак не могла поймать ритм, и Мажор, периодически подгоняемый хлыстом, рысил сам по себе, предоставляя мне возможность набивать шишки.
Когда урок закончился, я слишком резво спрыгнула с лошади и ударилась стопами. Подавив стон, я кисло улыбнулась.
— Как-то не очень получается, — заметила я без присущего мне оптимизма.
— Раз уж вы сели в седло после падения, у вас определенно есть характер. И вы хорошо занимались сегодня.
— Правда? — обрадовалась я, как ребенок. — Никогда не думала, что столько всего надо держать в голове.
— Это так у всех, — Люба улыбнулась.
Я отдала ей повод, и она, попрощавшись, увела Мажора, к которому я стала относиться с большим уважением.
Из зеркала в раздевалке на меня смотрело глупое и счастливое лицо, из волос торчали опилки, хвост съехал набок, тушь размазалась, новенькие бриджи и футболка требовали стирки.
Я быстро переоделась и, напевая песенку, отправилась к Финику. Сев в машинку, я поняла, что за один вечер мой мир изменился. Во-первых, я влюбилась, при одном воспоминании о Кирилле, внутри меня все сладко замирало. А ведь до этого, я никогда не влюблялась, лишь позволяя любить себя. Да, я испытывала удовольствие от общения с мужчинами, но мое сердце спало, и никто не мог меня разбудить. Я с удивлением слышала рассказы других девушек об их переживаниях: не позвонил, не пригласил, не женился. Для меня все было просто: не пригласил этот, пригласил другой.
Пару раз за время дружбы — мы подружились в университете — Эля тоже влюблялась и становилась слегка сумасшедшей. Все говорилось, делалось, одевалось и покупалось только для него. Мне казалось, что у Эльки вышибало мозги напрочь. Единственным плюсом, как мне казалось, были ее сияющие глаза. Теперь я ее понимала.
Я взяла телефон и отбила в вотсапе.
«Я влюбилась»
" В коня или конюха?"
Я тут же почувствовала обиду, что лишь подтвердило серьезность моих чувств. Видела бы она, как он справился с лошадью? А его бриджи? То есть то, что под ними. А его грудь, плечи, блестящие от пота?
Я схватила телефон и набрала номер. Элька посмеялась над моими рассказами, поохала, что я упала, а на счет Кирилла спокойно заметила:
— У тебя эйфория. Будешь видеть его каждый день, все изменится. Вряд ли тебя удовлетворит тренер какого-то коня. О чем вы с ним будете разговаривать? О лошадях? Что он еще знает? Может то, что под бриджами не так хорошо и функционирует?
— Уверена, там все прекрасно, — я вспомнила прикосновение сильной руки к моей левой ягодице, когда он меня подсаживал.
— Неужели кто-то разбудил нашу спящую царевну?! А ведь он тебя даже не поцеловал.
— Поцелует, — уверено заявила я.
— Да, не думала я, что тебя так прошибет. Уже хочу взглянуть на этого тренера.
Последнее что я сделаю, познакомлю красавицу Эльку с Кириллом, подумала я, усаживаясь в машину и включая музыку. Ветерком из окна мои волосы перекинуло вперед, и я почувствовала резкий запах конюшни. Придерживая руль одной рукой, я понюхала прядь и тут же отбросила ее. Не может быть, чтобы я так пропахла за пару часов. Похоже, конюшня прочно вошла не только в мою жизнь, но и в меня саму. Неужели Кирилл тоже так пахнет? Он-то проводит на конюшне целый день. Так что, если мы соберемся обниматься, никто ничего не почувствует. Словно оба ели чеснок. Я хихикнула.
Но очевидно, что голову придется мыть перед работой. Главный бухгалтер не может позволить себе духи «Конюшня», даже если придется вставать на час раньше, чтобы высушить мою гриву.
Внезапно я вспомнила, что Зара имеет привычку целоваться перед сном и желать «Спокойной ночи». Видимо, переняла у мамы. Это то, что меня раздражало, но я не осмеливалась протестовать и послушно подставляла щеку своей тете-мачехе. Но если я только приближусь к ней сегодня, она сразу поймет, чем я занималась. И расскажет папе. А я не хочу никого расстраивать, гораздо проще соврать.
Сегодня я впервые проехала мимо своей пятиэтажки, где парковала Финика к своему дому. Думала о Кирилле, вспоминала его глаза, его тело, его… бриджи. Уткнулась в шлагбаум. Из окошечка донесся заспанный голос:
— Вы к кому?
Я включила заднюю передачу и поспешно ретировалась, пока меня не узнали и не доложили отцу. Как я могла так отличиться? Очевидно, что любовь отключает мозги. Я развернулась и поехала к пятиэтажке. Вышла из машины, взяла пакет с грязной формой. Сунула туда нос. Это совершенно невозможно нести домой. Я бросила пакет в багажник. Но где это стирать? Пока шла к машине, ветерок пошевелил мои волосы, и я в полном объеме ощутила аромат «Конюшня». Оставалось только надеяться, что Зара уже заснула.
Зара, в шелковом темно-синем халате и заплетенной длинной косой, пила чай с мятой в столовой. Я ненавидела, когда она надевала эту вещь, которую папа привез маме из командировки. Мама халат не любила, предпочитая дома ходить в спортивных брюках и майке. Зато Заре, судя по всему, халат очень нравился. Впрочем, при ее габаритах спортивный стиль ей противопоказан.
— Камочка, почему так поздно? Папа уже волновался, но я заварила успокоительный чай, и он уснул.
— Этот учебный центр находится так далеко от метро, автобус ходит плохо.
Зара кивнула, проглотив очередную ложь.
— Ужин разогреть?
— Нет, спасибо. В душ и спать. Учеба так утомляет.
— Вот и я уже собираюсь. Тебя ждала. Может, чаю выпьешь с тортиком?
— Тортик на ночь?! — подняла я брови.
— Ладно, поцелуй меня, и я пойду ложиться.
Я внутренне напряглась. Не думаю, что тебе понравится аромат «Конюшня». Я схватилась за живот, словно меня неожиданно скрутило и, пробормотав, что мне нужно в туалет, выбежала из кухни. В туалете я села на унитаз и взяла в руки роман Софи Кинселла «Шопоголик» на английском языке и принялась за чтение.
Через пару минут Зара прошествовала к туалету.
— Камочка, с тобой все в порядке?
— Что-то живот прихватило, — ответила я, перевернув страницу. Кто бы мог подумать, что за то время, пока ты сидишь на толчке можно успеть прочитать целую страницу и вспомнить английский.
Упс! Все готово и сегодня я обязательно нарушу запрет. Самый-самый. И я надеюсь, что мне это сойдет с рук. Признаюсь, я обожаю нарушать, это придает мне вес в собственных глазах и значительно облегчает жизнь.
Итак, все готово. Борозды интернета перепаханы вдоль и поперек, так же как изучены маршруты навигатора. Мне важны место, время, развлечения и мужчины. Почему я поставила джентльменов в конец? Да потому что они всегда есть для таких, как я и моя подруга Эля. По паспорту она Элеонора, у нее тоже двойное имя, как и мое, Камилла. Дома ее называют Нора, что она терпеть не может, так же как я ненавижу, когда меня называют Камой. Но разве можно переделать родителей? Они лучше знают, как нам надо жить. И это всегда идет наперекор нашим желаниям.
В общем, сегодня я еду взять очередной барьер. Мои мысли прервал телефонный звонок. Я вытащила из золотой сумочки Гуччи телефон такого же цвета. Специально подбирала. Не успела провести пальцем по экрану, как он завис. Минут пять я перезагружалась, пока Эля пробилась снова.
— Выброси свой айфон. Бессмысленно тратить шестьдесят тысяч, чтобы все время отключаться.
— Иногда это бывает вовремя, — парировала я. — Я успеваю подумать принять или не принять приглашение.
— Слушай, у меня всего пять минут, нет, уже две, до совещания, на котором сначала я поимею своих подчиненных, а потом главный расстелет меня на своем ореховом столе. Наши статистики опять упали.
Элеонора, как и я, работала в международной компании. Иногда ее зарплата намного превышала мою. Эля работала руководителем офиса продаж: адская работа на нервах. Конечно, сама Эля ничего не продавала, но когда ее агенты не выполняли плана, за всех драли мою подругу. А поскольку план продаж никогда не приближался к реальности, Эля всегда была в форме: зла и весела на грани истерики. Впрочем, мою стабильную работу главбушки она считала скучной.
— Тебе может понравиться на столе, — заметила я. — К тому же твой главный, судя по фото в фейсбуке, очень даже ничего.
— Милка, погоди, со столом. Я отобьюсь: на работе никому не даю. Мне приснился плохой сон про тебя. Я хочу тебя отговорить от этого занятия. Скажи, ну зачем тебе это надо? Разве мало других развлечений? Ты можешь разбиться. Сломать ногу, руку или…
— Да что с тобой?! Хочешь превратиться в члена моей семьи?
— У меня даже возникла мысль позвонить Заре…
— Что?! — выкрикнула я с ужасом.
На Заре мой отец женился после смерти мамы. На самом деле, она еще и моя родная тетя, так что папик, не успев вкусить свободы вдовца, был с грубой нежностью и приторной заботливостью о нас двоих, поведен под венец. Мы оба даже не успели пикнуть, как оказались в золотых ошейниках.
Я уже подошла к своему Финику — одному из самый крутых запретов — и любовно оглядела его крутые чистые бочка. Золотистого цвета. Под сумочку или телефон. Мне кажется, что у моего автомобильчика есть душа, поэтому я люблю с ним разговаривать. И он радуется, что сейчас я втоплю педальку, и мы убежим от мира, где я на каблуках со строгим пучком считаю чужие миллионы. Даже, если мы ползем в пробке, мой мир уже другой: я в джинсах и топике или шубке с короткими рукавами, или в чем-то еще, не мешающему моим свободно распущенным волосам ласкать шею и щекотать руки. И я еду на машине своей мечты, которую мне запрещали и запрещают иметь. Я открываю окно и улыбаюсь красивым мужчинам. Разве я не хороша? Кстати, всего этого я добилась сама.
Финик отозвался мяуканием, на что тут же среагировала Эля.
— Ведь ты поедешь, несмотря ни на что?
— Нора, я уже снимаю дурацкие каблы от Джимми Чу. — Помнишь, как мы веселились, когда я их мерила? И надеваю любимые красные кеды.
— Зачем ты называешь меня Норой?
— А зачем ты боишься за меня? Помнишь, когда мы ужинали с тобой в «Пушкине», решили, что не будем ничего бояться. Страх — это удел старшего поколения, который портит нам жизнь. А у нас будет драйв.
Эля хихикнула:
— А помнишь тех двух перцев, которые поставили нам тогда шампанское?
— Эль, дело не в перцах — сколько их у нас было?! — а в клятве.
Мы запили наше соглашение самым дорогим красным вином, которое нашли в меню. Красное вино подобно крови, которую мы должны изменить. Я не хочу быть такой, как Зара и как мой отец.
— Угомонись, твоя взяла. Выключаюсь. Отъезжу подчиненных и сразу на стол, пардон за стол, к главному.
— Удачи! Мне кажется, ты сделала немало упражнений на интимные мышцы, чтобы получить оргазм даже на столе.
Моя мысль, отбросив Элькин страх, вернулась к барьерам. Признаюсь, я взяла их немало в жизни, это даже мой отец признает, а он уж, как раньше было модно говорить, из новых русских. У нас есть дом в Испании, а живем мы на Мосфильмовской в одной из дурацких башен, куда так сложно пройти.
Кстати, там никогда не видели моего Финика. Паркуюсь я в чужом дворе в пяти минутах ходьбы возле одной из блочных пятиэтажек.
Мне можно было пойти по стопам отца, но я выбрала собственный путь, потому что рано поняла, что не смогу принадлежать своей семье и радеть за ее интересы. Мне нужно, чтобы я могла танцевать в обтягивающем платье в хороводе мужчин, спускаться с отвесных скал вслед за упругим телом инструктора, прыгать с парашютом и еще много чего, за что я не хочу ни перед кем отчитываться.
Говорят, что каждый человек состоит из женского и мужского начала, которые борются между собой. Представьте, как тяжело мне? Я состою из двух разных человек. У меня все помножено на два. Мои начала то дерутся, то спорят между собой. Но я нашла на них управу во времени. Правда, по рабочим дням. Утром я деловая женщина в платье — футляре и прочих деловых обличиях, которые отправляются в багажник моей машинки после пяти, когда заканчивается мой день главного бухгалтера в английской фирме.
Телефон снова зазвонил, когда я в белом поло и красных джинсах садилась за руль.
— Камочка, ты уже закончила? — голос Зары звучал приторно сладко.
— Да, тетя Зара. Уже бегу на курсы.
— Ох, Камочка, ну настанет ли счастливый день, и мы обойдемся без тети? — Я не ответила, и она продолжила: Послушай, скоро у твоего отца день рождения. Я думаю, что ему купить. Может, ты посоветуешь? Алло! Что-то плохо слышно?!
— Я у метро, а тут такая сутолока, — я погладила руль Финика и улыбнулась. — Тетя Зара, я у папы выясню, а ты потом купишь. Получится телепатия. Я подтвержу, что ничего ему не говорила.
— Ты — прелесть. Совершенно не умею выбирать подарки.
Никогда не назову тебя мамой, — проворчала я про себя, — выруливая с парковки. Так же, как и ты никогда не назовешь меня Милкой. Кстати, мама звала меня Мила или Миля, по настроению. А после ее смерти я стала Милкой, потому что поклялась себе превратиться в плохую девчонку после того, как в наш дом въехала ее родная сестра. Мама умела выбирать подарки. Папа носил ее галстуки и говорил, что не смог бы сам выбрать ботинки удобнее.
Мысли о Заре недолго занимали меня: я была слишком взволнованна. Сегодня я, наконец, сделаю то, о чем мечтала долгие годы и дотянула до почтенного возраста двадцати семи. В погоне за карьерой и развлечениями, не успела и заметить, как пролетело время, и мои ровесники уже водят детей в первый класс. Но я не хочу замуж. Несмотря на то, что озабоченная Кама то и дело приглашает в дом занудных женишков нашего круга и твердит: пора, пора пора! На это время я опять собираю волосы и надеваю приличную одежду.
Я посигналила подрезавшему меня джипу, и тут же перестроилась в крайний правый и красиво обошла его. Знай наших! Впрочем, он это заметил и ухмыльнулся в открытое окно, держась со мной рядом. Я отвернулась. Хамы, даже дорожные, мне не нужны.
Телефон, пристроенный на передней панеле, издал уведомление, и мне пришлось чуть сбавить скорость, чтобы прочитать его. Клуб «Фортуна» требовал подтверждения, ждать ли меня сегодня. На светофоре отбила «да» и прибавила скорость.
Я уже подъезжала, когда Элька написала в вотсапе: «Обошлось без орехового стола. Зато своим сейлам устроила такую групповуху, что один собрался увольняться. Почему мужики не любят, когда их имеет красивая женщина?»
Я представила Эльку на работе. Гладко зачесанные волосы убраны в хвост, на стройном теле обтягивающий дорогущий костюм, двадцатисантиметровые шпильки при ее росте метр семьдесят. Некоторые мужчины оказывались намного ниже ее. Представляю, какого им было, когда она их драла. А как она их драла, слушать было невыносимо. Я, однажды, оказавшись свидетельницей, спросила:
— Где ты этому научилась?
— У бывшего начальника. Он так меня нагибал, что однажды я действительно нагнулась и показала ему такие отношения между полами, что у него начались проблемы с женой.
История завершилась тем, что мужику пришлось уволиться, а Элька села на его место, взяв его сейлов, для которых оказалось тяжело наклоняться перед женщиной.
Пока я отбивала ответ, навигатор показал последний поворот. Осталось семьсот метров. Пятьсот. Двести. Я въехала в ворота и припарковалась на площадке.
Сердце волнующе сжалось.
Я выбралась из-за руля, привычно просканировав припаркованные автомобили и с удовлетворением отметив, что мой Финик круче всех. Эх, если бы мне удалось стать круче их водителей в том, ради чего я приехала. Вот мамочка моя могла. Она, когда это делала, папа, чуть не падал в обморок от страха. А я, мне было года три, сжимала кулачки и кричала: «Я тоже так хочу!» Впрочем, хитрый папа сумел выбить из мамы обещание, что она никогда не возьмет меня с собой.
Я взяла новенькую экипировку и пошла навстречу своей детской мечте. Завернув за двухэтажное здание «Отель», я увидела прекрасную белую галопирующую лошадь под всадницей в шлеме. Я замерла, вдыхая знакомый запах конского пота и навоза. На плацу стоял мужчина в обтягивающих бриджах и черной борцовке, который выкрикивал команды: «Собери ее! Сокращай! Не давай опускать голову!» Я переводила взгляд с его стройных ног в высоких сапогах на загорелые мускулистые плечи, пока не окунулась в его серые глаза, когда он повернулся ко мне.
— Вы к кому?
На миг я потеряла голос. Мое сердце выпало в опилки, которыми был посыпан плац, к его сапогам и пискнуло: «К Вам!»
— Девушка? — он даже не улыбнулся.
— Я приехала … заниматься.
— С кем вы договаривались? — он отвернулся, наблюдая за всадницей и крикнул: «Собери ее!»
Я читала о нем на лошадных форумах: конные девушки пищали, что он самый крутой. Все хотели заниматься с ним, но у него все расписано и берет он только перспективных. Теперь я поняла почему. С такой фигурой и такими глазами… И как неприлично выглядят эти обтягивающие бриджи.
— Извините, — он повернулся ко мне.
— А вы, наверно, Кирилл?
— Да, — он повернул голову и снова крикнул: — Маша, да собери ты его! Кто на ком сидит?!
Профиль у него тоже был красивый.
— Так к кому вы? — спросил он раздраженно, всем своим видом показывая, что я ему мешаю.
— Я договаривалась с Любой. Но хочу заниматься у самого лучшего тренера, — я улыбнулась — а на форуме пишут, что это вы.
— Какой у вас разряд? — спросил он, не глядя на меня.
— Я первый раз, но я… — только я хотела рассказать какая я способная и про маму и… Да я бы вечность с ним стояла и рассказывала.
— Исключено, — его голос стал, как у снежного короля. — Я не занимаюсь с новичками. Люба — прекрасный тренер. Кстати, вон и она, — он махнул рукой за мою спину, повернулся и, наступив на мое сердце высоким сапогом, вернулся к своей ученице.
Я почувствовала себя униженной. Мужчины всегда обращали на меня внимания. Причем мужчины, у которых было больше достоинств, чем обтянутая бриджами нижняя половина туловища. И зачем он так вырядился, если на лошадь не садится?! Какой-то тренер коня. Так разговаривает, словно чемпион мира. Я все еще стояла на том же месте, разглядывая его упругие ягодицы, надеясь, что и мои так же окрепнут после тренировок.
— Вы Мила? — услышала я женский голос рядом. Добро пожаловать в наш конный мир!
Я повернулась и посмотрела на нее. Доброжелательное лицо в веснушках, глаза голубые, ресницы нарощеные. Судя по всему, натуральная блондинка с длинными волосами, собранными в высокий хвост.
— Спасибо, — я отвернулась к плацу. Если здесь все такие красивые…
— Вы уже познакомились с Кириллом? Он у нас лучший тренер, — девушка отчего-то сказала это с гордостью, хотя по моим понятиям должна была бы соперничать с ним за клиентов.
— Вашу лошадку уже собирают. Небольшая задержка, у конюха работы много. Можете пока посмотреть. Они сейчас прыгать будут. Вы же конкуром хотели заниматься?
— Хотела, — я вздохнула, наблюдая, как Кирилл ловко управляется с тяжелыми барьерами.
Барьеры стояли по кругу, прыгнув один, надо было готовиться к другому, потом к третьему. Всего я насчитала их семь. Пройдя один круг, лошадь закинулась перед первым барьером второго круга. Маша еле удержалась в седле, но выровнялась и прыгнула третий барьер. Кирилл покрикивал на нее, Люба комментировала рядом. То рано завернула, то поздно вошла в поворот. У меня голова шла кругом, и я уже не знала, хочу ли я этим заниматься, как вдруг белая кобылка закапризничала перед очередным барьером.
«Двигай ее!» — крикнул Кирилл и пропищала в экстазе Люба одновременно, но всадница не удержалась и прыгнула первой, в то время как кобыла, едва не съездив копытом девушке по голове, понеслась по плацу.
Кирилл рванулся к Маше, но она уже вставала, потирая ушибленные места.
— Вот так тоже бывает, — спокойно сказала Люба. — В конкуре без падений никак. Маша сама виновата. Мы много раз отговаривали ее от Красавки, она коварная, с ней нельзя бояться, сразу начинает издеваться.
Я затаила дыхание. Я, конечно, не видела, как упала мама. Папа перестал брать меня на соревнования и водил в зоопарк или еще куда-нибудь, только не на конюшню. Но сейчас я видела, как страшно это может быть. Я вспомнила запреты папы и Зары, сегодняшнее предостережение Эльки. Меня слегка потряхивало.
В своей прострации, я не заметила, как Кирилл поймал лошадку и ловко, как показывают в фильмах, вскочил на нее. Она тут же подняла зад, оставшись на передних ногах.
— Свечит, сучка, — бросила Люба. — Сейчас попадет тебе, забудешь, что у тебя есть задние ноги.
Я смотрела на Кирилла. Что, если он тоже упадет? Он почти припал к ее шее, но ему удалось ее выровнять, после чего он хлестнул ее кнутом и направил на барьер. Они прыгнули легко и красиво и полетели с бешеной скоростью к следующему, и так сделали несколько кругов.
— Хорош, чертяка, — выговорила Люба с восторгом.
Он подъехал к нам, осадив лошадку на ходу. Красавка встала, как вкопанная, вся мокрая, рот в пене.
— Люб, подними третий и пятый на сто сорок, хочу ее погонять.
Люба пошла к барьеру, а Кирилл, наклонился, опуская под свой рост стремена. На миг его глаза встретились с моими. Мое сердце валялось уже под копытами его лошади и взывало о помощи, в то время, как его хозяйка не могла отвести взгляда от его напряженного мокрого лица. Я до того зазевалась, что Красавка протянула ко мне морду и куснула бы, если бы Кирилл ее не придержал.
Люба вернулась ко мне, Кирилл на Красавке поехали к первому препятствию.
— Красавка устала, — пробормотала Люба.
Я пожалела, что не умею молиться. Он же не может погибнуть, если мы только познакомились?!
К нам, прихрамывая, доковыляла Маша.
— Сколько поставили?
— Сто сорок.
— Псих, — прокомментировала Маша и встала рядом. — Красавка неуправляемая сегодня.
— Ты что, не знаешь Кира?! Он всегда такой, — взмахнула ресницами Люба.
Я прислонилась к стене. Только не упади! Не упади! Если бы я могла, я закрыла бы глаза руками. В секунды перед третьим барьером я почти потеряла сознание. Они прыгнули, может, не так легко, как остальные, но это было красиво, он сделал два следующих и, проехав мимо нас, крикнул:
— Надо закрепить!
Второй раз это было так легко и красиво, что я поняла, что останусь. Это был тот самый драйв, который я обожала. И красота. Я выложу чудные фотки в контакте с лошадьми.
Кирилл подъехал к нам и, спрыгнув с мокрой и присмиревшей Красавки, передал поводья Маше. Похлопал ее по шее, вытащил из кармана кусок сахара.
— Ничего еще старушка, — повернулся к Маше. — Ты или прыгаешь, или больше не приходишь! Реши для себя!
Маша обиженно повела Красавку с плаца. Кирилл посмотрел на Любу:
— А вы что, до сих пор стоите? Наша новая девушка испугалась?!
Он говорил так, как будто я чуть не умерла от страха, переживая за него.
— Люба, — сказала я командирским голосом. — Где моя лошадь? Я уже полчаса потеряла.
— Так вы даже не переоделись еще. Я думала вам интересно.
— Ничего особенного! — я подняла подбородок. — Моя мама конкуром занималась. Я насмотрелась. Где раздевалка?
Конечно, когда мы пришли на плац, Кирилла уже не было. Люба поставила передо мной скамеечку, чтобы мне легче было сесть на лошадь.
Я забралась на рыженького, не первой молодости мерина по кличке Мажор. Хотя, судя по породе или ее отсутствию, он и в молодости им не был. Он равнодушно жевал удила, не мешая нам. Люба сделала под меня стремена, взяла повод в руки, и мы пошли шагом. Я казалась себе малышкой и ругала себя, что потеряла столько времени на походы по магазинам, ресторанам, поездки. Я вспоминала свою жизнь, и отчего-то она казалась мне пресной.
Люба передала мне повод:
— Сможешь сама пошагать?
— Конечно.
Люба просунула повод между моим мизинцем и указательным, выпустив сверху. Я попыталась так сделать с другой рукой, но, мои привыкшие к ноутбуку пальцы, не хотели складываться должным образом.
— Первое время надо последить, а потом войдет в привычку, — Люба критически оглядела меня. — Ты падаешь вперед. Сядь глубже и прямо. Пятки вниз. Икры прижаты. Руки на уроне кулака от холки. Нет, не так высоко, чуть ниже. Отлично. Теперь попробуй, сохраняя все это на ходу. Я буду следить. Немного покачивай поясничкой на ходу. Давай, сожми бока внутренними поверхностями ног и отдай повод.
— Как, отдать повод? — переспросила я, думая, зачем же я так старательно укладывала его между пальцами.
— Ослабить, отпустить.
Я попробовала. Мажор, слега повернул голову, видимо, посмотреть, какой чайник сидит сверху и остался на месте.
— Давай еще, он немного ленив. Как следует, работай шенкелями.
Видимо, внутренняя поверхность моих бедер будет иметь другое название. Как знать, может, это поможет испытывать более яркие отношения с мужчинами. Я попробовала, бока у Мажора, словно из железа, сжимай, не сжимай.
— Он издевается, — констатировала Люба. — Я схожу за хлыстом. Не думала, что он понадобится.
Мы остались вдвоем на плацу. Сжимая изо всех сил железные бока, выкрикивая «но» и уговаривая Мажора, я пробовала, пока мои мышцы не заныли. Конечно, я забыла, что надо отдать повод. Если честно, мне было страшновато. Этот Мажор, был словно лось, и я некстати подумала, что падать с него высоко, а потом я вспомнила, как ловко управлялся с лошадью Кирилл. Я представила, как мы несемся галопом по лесу, и он не может меня догнать, а когда догоняет…
Все случилось так быстро, что я даже не поняла, что произошло. Видимо, у меня получилось дать шенкель, и Мажор, игнорируя шаг, сразу перешел в галоп. Я вцепилась в повод, мое единственное спасение, и пригнулась к шее. Скорость усилилась, несколько мгновений я наслаждалась волнообразными движениями, думая, что ничего не может быть приятнее, но Мажор понесся быстрее, я дернула за повод и поняла, что падаю. В секунды, предшествующие падению, успела вспомнить все предсказания. Упала я набок, успев сгруппироваться, но Мажор тащил меня по песку, поскольку моя правая нога зацепилась за стремя, и когда я, успев испытать новый ужас, что это продолжится, стремя оторвалось.
Я еще лежала на опилках в том месте, куда упало мое сердце при виде Кирилла, когда услышала голоса.
Сначала женский вскрик:
— Боже мой!
А потом мужской раздраженный голос:
— Как ты могла оставить ее одну?!
Кирилл склонился надо мной.
— Как ты? Где-нибудь болит?
— Не знаю, — я пошевелила руками, ногами, приподняла голову.
— Давай руку, попробуем встать.
Я встала, опершись на его руку. Мы остались вдвоем, Люба пыталась поймать расшалившегося Мажора.
— Он так неожиданно понесся галопом, — оправдывалась я.
— Он не пускался в галоп уже лет пять. Не понимаю, что произошло.
Зато я понимаю, что произошло. Моя мечта понеслась впереди меня и возбудила Мажора.
Кирилл пошел к Любе, чтобы помочь ей поймать лошадь. Я обнаружила, что мои новые бриджи и поло безнадежно испорчены, а хвостик сбился набок. Я сняла резинку, волосы упали на спину. Когда он вернется, я сделаю вид, что причесываюсь.
Кирилл вел лошадь под уздцы, Люба семенила рядом. По их лицам я поняла, что он ругает ее.
— Но кто знал, что Мажор пустится в галоп?!
Он покачал головой и еще сильнее сдвинул брови. Я поправила волосы, подняла их вверх, поймала его взгляд.
— Готова снова сесть в седло?
— Сейчас? — спросила я с ужасом. Даже не думала, что у кого-то возникнет эта мысль после того, что я только что пережила.
— Если не сделаешь сейчас, не сделаешь никогда. Страх так и останется в тебе на всю жизнь.
Я больше не смотрела на Мажора, как на старого мерина. Как меня прокатил?!
— Ну что, готова? — спросил Кирилл.
Если бы его не было рядом, если бы его глаза, так испытывающе не смотрели на меня, я бы ушла и больше не вернулась. Все правы, и это не мое. Но перед моим взглядом снова появилась картинка, как мы несемся по лесу. Галопом. И для меня это так же естественно как дышать. За те несколько мгновений, пока я не упала, я успела ощутить, как это приятно.
Я подошла к Мажору, поставила ногу в стремя, ухватилась за холку и сделала неловкое движение.
— Стремена надо опускать, — сказал Кирилл без улыбки и четким движением подтолкнул меня вверх. Я плюхнулась на коня и посмотрела на него, но он уже повернулся спиной. Наверно, в подсаживании девушек для него не было ничего необычного, но я до сих пор чувствовала прикосновение его горячей руки.
— Двигай его! — скомандовала Люба.
Я изо всех сил сжала бока Мажора, и он, подумав немного, пошел шагом. Мне казалось, что мой мозг никогда так не напрягался. Контролировать одновременно, чтобы пятки были вниз, давать шенкель, держать спину и не дергать за повод, было крайне сложно. Люба то и дело сыпала замечаниями и не успокоилась, пока мы неплохо проехали круг шагом.
Дальше попробовали рысить. Мне казалось, что кроме моего сердца, из меня еще выпадут все внутренности. Я никак не могла поймать ритм, и Мажор, периодически подгоняемый хлыстом, рысил сам по себе, предоставляя мне возможность набивать шишки.
Когда урок закончился, я слишком резво спрыгнула с лошади и ударилась стопами. Подавив стон, я кисло улыбнулась.
— Как-то не очень получается, — заметила я без присущего мне оптимизма.
— Раз уж вы сели в седло после падения, у вас определенно есть характер. И вы хорошо занимались сегодня.
— Правда? — обрадовалась я, как ребенок. — Никогда не думала, что столько всего надо держать в голове.
— Это так у всех, — Люба улыбнулась.
Я отдала ей повод, и она, попрощавшись, увела Мажора, к которому я стала относиться с большим уважением.
Из зеркала в раздевалке на меня смотрело глупое и счастливое лицо, из волос торчали опилки, хвост съехал набок, тушь размазалась, новенькие бриджи и футболка требовали стирки.
Я быстро переоделась и, напевая песенку, отправилась к Финику. Сев в машинку, я поняла, что за один вечер мой мир изменился. Во-первых, я влюбилась, при одном воспоминании о Кирилле, внутри меня все сладко замирало. А ведь до этого, я никогда не влюблялась, лишь позволяя любить себя. Да, я испытывала удовольствие от общения с мужчинами, но мое сердце спало, и никто не мог меня разбудить. Я с удивлением слышала рассказы других девушек об их переживаниях: не позвонил, не пригласил, не женился. Для меня все было просто: не пригласил этот, пригласил другой.
Пару раз за время дружбы — мы подружились в университете — Эля тоже влюблялась и становилась слегка сумасшедшей. Все говорилось, делалось, одевалось и покупалось только для него. Мне казалось, что у Эльки вышибало мозги напрочь. Единственным плюсом, как мне казалось, были ее сияющие глаза. Теперь я ее понимала.
Я взяла телефон и отбила в вотсапе.
«Я влюбилась»
" В коня или конюха?"
Я тут же почувствовала обиду, что лишь подтвердило серьезность моих чувств. Видела бы она, как он справился с лошадью? А его бриджи? То есть то, что под ними. А его грудь, плечи, блестящие от пота?
Я схватила телефон и набрала номер. Элька посмеялась над моими рассказами, поохала, что я упала, а на счет Кирилла спокойно заметила:
— У тебя эйфория. Будешь видеть его каждый день, все изменится. Вряд ли тебя удовлетворит тренер какого-то коня. О чем вы с ним будете разговаривать? О лошадях? Что он еще знает? Может то, что под бриджами не так хорошо и функционирует?
— Уверена, там все прекрасно, — я вспомнила прикосновение сильной руки к моей левой ягодице, когда он меня подсаживал.
— Неужели кто-то разбудил нашу спящую царевну?! А ведь он тебя даже не поцеловал.
— Поцелует, — уверено заявила я.
— Да, не думала я, что тебя так прошибет. Уже хочу взглянуть на этого тренера.
Последнее что я сделаю, познакомлю красавицу Эльку с Кириллом, подумала я, усаживаясь в машину и включая музыку. Ветерком из окна мои волосы перекинуло вперед, и я почувствовала резкий запах конюшни. Придерживая руль одной рукой, я понюхала прядь и тут же отбросила ее. Не может быть, чтобы я так пропахла за пару часов. Похоже, конюшня прочно вошла не только в мою жизнь, но и в меня саму. Неужели Кирилл тоже так пахнет? Он-то проводит на конюшне целый день. Так что, если мы соберемся обниматься, никто ничего не почувствует. Словно оба ели чеснок. Я хихикнула.
Но очевидно, что голову придется мыть перед работой. Главный бухгалтер не может позволить себе духи «Конюшня», даже если придется вставать на час раньше, чтобы высушить мою гриву.
Внезапно я вспомнила, что Зара имеет привычку целоваться перед сном и желать «Спокойной ночи». Видимо, переняла у мамы. Это то, что меня раздражало, но я не осмеливалась протестовать и послушно подставляла щеку своей тете-мачехе. Но если я только приближусь к ней сегодня, она сразу поймет, чем я занималась. И расскажет папе. А я не хочу никого расстраивать, гораздо проще соврать.
Сегодня я впервые проехала мимо своей пятиэтажки, где парковала Финика к своему дому. Думала о Кирилле, вспоминала его глаза, его тело, его… бриджи. Уткнулась в шлагбаум. Из окошечка донесся заспанный голос:
— Вы к кому?
Я включила заднюю передачу и поспешно ретировалась, пока меня не узнали и не доложили отцу. Как я могла так отличиться? Очевидно, что любовь отключает мозги. Я развернулась и поехала к пятиэтажке. Вышла из машины, взяла пакет с грязной формой. Сунула туда нос. Это совершенно невозможно нести домой. Я бросила пакет в багажник. Но где это стирать? Пока шла к машине, ветерок пошевелил мои волосы, и я в полном объеме ощутила аромат «Конюшня». Оставалось только надеяться, что Зара уже заснула.
Зара, в шелковом темно-синем халате и заплетенной длинной косой, пила чай с мятой в столовой. Я ненавидела, когда она надевала эту вещь, которую папа привез маме из командировки. Мама халат не любила, предпочитая дома ходить в спортивных брюках и майке. Зато Заре, судя по всему, халат очень нравился. Впрочем, при ее габаритах спортивный стиль ей противопоказан.
— Камочка, почему так поздно? Папа уже волновался, но я заварила успокоительный чай, и он уснул.
— Этот учебный центр находится так далеко от метро, автобус ходит плохо.
Зара кивнула, проглотив очередную ложь.
— Ужин разогреть?
— Нет, спасибо. В душ и спать. Учеба так утомляет.
— Вот и я уже собираюсь. Тебя ждала. Может, чаю выпьешь с тортиком?
— Тортик на ночь?! — подняла я брови.
— Ладно, поцелуй меня, и я пойду ложиться.
Я внутренне напряглась. Не думаю, что тебе понравится аромат «Конюшня». Я схватилась за живот, словно меня неожиданно скрутило и, пробормотав, что мне нужно в туалет, выбежала из кухни. В туалете я села на унитаз и взяла в руки роман Софи Кинселла «Шопоголик» на английском языке и принялась за чтение.
Через пару минут Зара прошествовала к туалету.
— Камочка, с тобой все в порядке?
— Что-то живот прихватило, — ответила я, перевернув страницу. Кто бы мог подумать, что за то время, пока ты сидишь на толчке можно успеть прочитать целую страницу и вспомнить английский.
Зара прошествовала в спальню, я закрыла книгу и отправилась в душ, размышляя, как надоело так жить. Конечно, я давно могла снять квартиру и уехать, но я не хотела, чтобы Зара осталась в нашей квартире полноправной хозяйкой. Мы никогда не говорили об этом, но, судя по тому, как редко отец бывал дома, он понимал, что ошибся, позволив Заре женить его на себе. Одна сестра никогда не заменит другую, так же, как и мачеха никогда не заменит маму. Сегодня я стала ближе к маме, я была уверена, что она поддержала бы меня даже против воли отца. Мы бы пили чай на кухне и обсуждали лошадей. И … мама никогда не назвала бы Кирилла тренером коня.
ГЛАВА 2
Будильник, как обычно, прозвонил в шесть пятнадцать. Я потянулась. Пять минут можно нежиться в постели. Я подумала о Кирилле, и моя необузданная фантазия дала волю эротическому воображению. Мы в лесу. Разгоряченные скачкой, оставляем лошадей на полянке. Кирилл обнимает меня сильными руками, я стаскиваю с него майку и ласкаю выпуклые мышцы груди, сильные плечи. Он обнимает меня за талию. Я чувствую его желание, но мне хочется продлить эту муку. Он проводит губами по моей щеке, добирается до моего рта, захватывает нижнюю губу, я уже больше не могу терпеть, и трогаю крепкие обтянутые бриджами ягодицы. Он стонет, и еще крепче прижимает меня к себе. Я расстегиваю молнию на этих невозможно сексуальных конских бриджах с кожаными вставками.
Дурацкий будильник запевает вторую мелодию, означающую, что пять минут утреннего блаженства закончены, и мне предстоит рывком встать с кровати, вымыть и высушить волосы, подгладить платье-футляр, успеть проглотить чашку кофе с молоком и йогурт. Утреннее время рассчитано по минутам, и я, сожалея, что не успела обнаружить, что окажется под бриджами, созданными не для конной езды, а для возбуждения сексуального аппетита у женщин, скатываюсь неудовлетворенной с кровати.
Первое, что я чувствую, после того, как мои ноги оказываются в пушистом ковре, а я встаю — боль во всем теле. Каждая мышца вопит о перенагрузке, а огромный синяк на бедре напоминает о проделках Мажора. Я трачу еще три минуты, чтобы сделать растяжку, преодолевая боль и тихонько постанывая, после чего ползу в душ. Несмотря на то, что тяжело подниматься так рано, я специально выбрала это время, поскольку квартира принадлежит мне. Ванная, туалет и кухня полностью в моем распоряжении. Если вставать позже, буду обречена на разговоры с Зарой, а утром я не расположена к общению. Я выхожу из душа, наливаю кофе и поедаю йогурт, думая о том, что придется ждать до четверга, чтобы увидеться с Кириллом. Внезапно, мне в голову приходит мысль, что мне нужно заниматься чаще, и я решаю, что буду ездить на конюшню три раза в неделю вместо запланированных двух. Прогресс пойдет быстрее, я научусь ездить галопом, а там недалеко и до конных прогулок с Кириллом.
Я смотрю на часы и понимаю, что опаздываю. Ругаю себя за медлительность. Быстро выхватываю из шкафа платье и влезаю в него, надеясь, что оно разгладится в машине. Волосы оставляю распущенными, чтобы они подсохли. Сегодня они пахнут облепиховым шампунем, и на мне духи «Шанс» от Шанель. Растрепанная и счастливая я чувствую себя шаловливой школьницей.
Сегодня мне не хочется делать пучок и я, прихватываю волосы резинкой и влезаю в туфли от Гуччи и уверенной походкой деловой женщины, прибываю в офис. В коридоре встречаю финансового директора, своего начальника, безуспешно пытающегося меня куда-нибудь пригласить уже пару лет. Каждый раз вежливо отказываюсь. Так же как и Элька, я не сплю ни с кем на работе. Для этого хватает других мужчин.
— Вы сегодня как-то особенно выглядите, — изрек финансовый, поглядывая на грудь.
Я царственно кивнула на двоякий комплимент. Конечно, выгляжу особенно. Влюбилась! Прохожу в свой кабинет, здороваюсь с девочками-бухгалтерами. Мне повезло больше, чем Эльке. На работе мне строит глазки только один финансовый. А девочки у меня милые и, главное, исполнительные. Все, как на подбор милашки. Я сама каждую персонально на работу принимала, устроив сложное тестирование. Народ так и говорит на работе, что отдел бухгалтерии у нас самый красивый, и я, как главная, горжусь этим. По пятницам мы вместе ходим обедать, а еще иногда по вечерам выпить. Но на этих мероприятиях я не переодеваюсь в легкомысленные наряды. Я остаюсь Камиллой — главным бухгалтером в платье-футляре.
Включаю компьютер и вместо того, чтобы отвечать на письма, которых уже накопилось пятьдесят штук — наши европейские партнеры начинают работать на два часа раньше — захожу на конный форум. Мне хочется, пока офис только просыпается, посмотреть фотки Кирилла после того, как увидела его вживую. Вот он в прыжке на лошади. В галопе в манеже, в галопе в чистом поле. А вот совершенно сумасшедшее фото с костюмированной вечеринки, которое я тут же скачиваю себе на рабочий стол: Кирилл в ковбойской шляпе. Оказывается, у него потрясающая улыбка и чудесные ровные зубы. На следующих фотографиях он в джинсах с широким ремнем и клетчатой рубашке. Я зависаю на двадцать минут, облизываясь и мечтая, пока меня не выдергивают к Генеральному, где я с трудом сосредотачиваюсь над цифрами.
В середине дня, когда я, обложенная отчетами, с нависающими над моим столом аудиторами с папками, исправляю чужие огрехи, приходит сообщение от Эльки, что вечером мы приглашены в кафе с ее друзьями. У моей подружки огромное количество друзей и знакомых во всех городах мира, и она со всеми поддерживает отношения, не забывая поздравлять с праздниками. Она очень общительная, день в одиночестве — потерянный для нее день. А я вот сегодня с удовольствием осталась бы дома. Повалялась бы на диване перед теликом, помечтала о Кирилле и пораньше легла бы спать.
— Вот! — раздается возглас над моим ухом и торжествующий аудитор тыкает в компьютер пальцем. Вы перечислили фирме «Коннор» на два миллиона двести шестьдесят тысяч больше, чем надо было.
Я углубляюсь в бумаги, раскрываю еще окна на мониторе, нахожу ошибку, исправляю ее. Пишу письмо в компанию. Они обещают разобраться.
Звонит Эля.
— Ты почему не отвечаешь? Мои друзья итальянцы прилетели на два дня потусоваться. Встречаемся на Патриках, посидим в «Павильоне». Там, хоть не в помещении, а у воды, не так жарко. А потом, как фишка ляжет.
— Эль, я в запарке. Аудиторы доконали. Ошибку нашли.
— Может, им проще отдаться?
— Они у меня женского рода.
— Печально. Я тебе говорю, переходи ко мне. У меня мужской род, число множественное. На любой выбор и любой цвет.
— Я не умею продавать, — отвечаю я, подправляя еще пару цифр. — И я тащусь от цифр.
— Ладно, тогда утешай себя, что вечером тебя будут окружать настоящие итальянские парни. Оба чудо как хороши. Могу скинуть фотки. Выбирай любого, не обижусь. Только скажи заранее.
— Эль, — медленно говорю я. — Знаешь, я так устала, что хочу завалиться на диван. — Возникает пауза. Наверно, это второй раз, когда я отказалась куда-то идти. Первый раз, у меня поднялась температура под сорок. — Ты не обижайся. Но ты справишься сама. Их всего двое.
— Да я для тебя старалась, — Элькин голос звучит слегка отчужденно. — Ну, чтобы ты отвлеклась от мыслей о тренере коня.
— Его зовут Кирилл.
-О! — Элька ненадолго умолкает. — Все серьезнее, чем я думала. Я, конечно, рада, чтобы ты влюбилась, но твой выбор меня пугает.
— Почему?
— Потому что такая блестящая девушка должна встречаться с настоящими мужиками, которые имеют возможность носить тебя на руках, дарить подарки и…
Я открываю фото Кирилла и смотрю в его глаза. Эля говорит все правильно. Я тоже никогда не думала, что влюблюсь в тренера коня. Вообще-то это называется модным словом берейтор.
— Эй, подруга! Ты меня слушаешь? — возвращает меня в реальность Эля.
— Ты права, — говорю я, глядя на фото Кирилла, — но бывают обстоятельства, когда сердцу не прикажешь. А ведь я даже не знала до сих пор, что у меня есть сердце.
Возле Эльки раздается мужской голос, она чуть отслоняет телефон и сердито говорит: «Отвали! Я подругу теряю!»
Я смеюсь в трубку и говорю, что она меня никогда не потеряет.
— Слушай, ты хоть фотку его пришли. Для понимания. Он же есть где-то в интернете.
Я копирую фотку Кирилла в шляпе, нахожу еще одну, где он в обтягивающих уже других, серых бриджах, и черной майке переводит лошадь через ручей и посылаю Эльке в вотсап.
Ответ приходит незамедлительно.
«Я тоже его хочу!»
Я фыркаю от смеха и пишу, что никогда их не познакомлю. У меня итак соперниц больше, чем нужно.
Элька пишет, что тоже займется верховой ездой за компанию. Я знаю, что это неправда, иначе бы сильно заволновалась. Мы еще немного препираемся в вот сапе, и она прощает меня за то, что я не иду ужинать с итальянцами.
Домой я пришла в шесть часов. Не помню, когда такое было: после работы я носилась, как сумасшедшая по вечеринкам и свиданиям. Зара кормила папу обедом. Перед ним стоял графинчик с водкой, которую он всегда употреблял за обедом. Многолетняя традиция, которую принимала мама и с которой долго пыталась бороться Зара, но папа оказался тверд. Эх, если бы он был так же категоричен и не поддался на женитьбу. Как-то он сказал, что сделал это из-за меня. Я фыркнула: мне было четырнадцать, ты мог спросить, нужно ли это мне. Иногда я думаю, что быстрее бы поладила с другой женщиной, если бы папа все-таки женился. А не жениться, он не мог. В то время он был слишком богат и симпатичен, чтобы остаться вдовцом. Я вздохнула и перевела взгляд на тетю-мачеху.
Зара, уже в другом халате, голубом, с широкими рукавами, хлопотала у плиты.
— Ты заболела, поссорилась с кавалерами и подругами одновременно или в нашем городе закрыли все увеселительные заведения? — спросил папа, глядя на часы.
Я протопала через кухню и прижалась к его щеке губами, вдыхая знакомый запах туалетной воды и спиртного.
— Я устала и решила побыть дома.
— Стареешь?! — усмехнулся папа. — В твои годы мне и в голову не пришло бы уставать. Столько девчонок нужно было пригласить на свидания.
— Мой руки и за стол, — скомандовала Зара, пытаясь отыграться на мне за папино легкомысленное замечание.
Зара была не просто ревнивой, а ревнивой в кубе, в который сама себя загоняла и бессильно в нем металась, срывая злость на всех, кто попадался под руку.
— Я не голодна, — отозвалась я, присаживаясь на свободный стул и глядя на папу. Раньше мне казалось, что он самый красивый мужчина на свете. У него были черные прямые волосы, карие глаза под густыми сросшимися бровями и волевой подбородок. Он все еще был красив, но заметно сдал, под глазами залегли мешки, а в черных волосах появилась седина. Я сердцем чувствовала, что он скучает по маме, и что его единственная радость это я. Именно поэтому я и оставалась в этом доме, именно поэтому я врала, чтобы его не расстраивать. Вскоре после смерти мамы у него случился микроинфаркт. И врачи сказали, что ему нельзя волноваться. Алкоголь ему был противопоказан, но он утверждал, что выпивка помогает справляться с жизнью, и он скорее умрет, нежели откажется от рюмки за обедом.
— Покушай, Стрекоза, — попросил он, и я кивнула. Я готова была давиться жирными щами, сидя рядом с ним. На самом деле мне не нравилось, как готовила Зара. Это было слишком калорийно, она везде клала слишком много масла. Папа прибавил килограмм пятнадцать с тех пор, как стал жить с ней.
Я вымыла руки, пригладила щеткой волосы и вернулась в столовую.
Папа поднял рюмку:
— За тебя, Стрекоза!
Я улыбнулась.
— За меня без меня не пьют! — я достала из буфета рюмку и придвинула к нему.
— Я все забываю, что ты уже взрослая, — папа налил мне водки. — Может, тебе чего другого? Вина?
Я покачала головой, и мы выпили, забыв про Зару, сердито упершую руки в бока дверях нашей огромной кухни-столовой. Я закусила кусочком черного хлеба.
— Ну зачем дочь спаивать?! — процедила она и демонстративно ушла с кухни.
— Зачем ты женился, пап? — завела я свою песню.
— Такой, как мама твоя все равно не найти, а эта хоть родная и тебя любит.
Зара достала меня своей придуманной любовью, подумала я, заглядывая в кастрюлю. Жирные бляшки плавали на поверхности супа, и я закрыла крышку и полезла в холодильник. Нашла там помидор и огурец, принялась делать салатик.
— Суп надо есть, — изрек папа. — Полезно для желудка.
— Папа, если я буду есть такие супы, я буду, как она, и меня никто не возьмет замуж.
— А есть кто, подходящий?
Да, есть. Тренер коня, как называет его Элька. Закрываю глаза и хочу его обнять, хочу, чтобы он вошел в меня. Все равно как, все равно где. Мне все равно кто он. Сумасшествие. Если у нас получится, мне придется скрывать его так же, как Финика и лошадей.
— Ну колись, кто он. Ты покраснела.
— Тебе показалось. Из тех, кто есть, меня никто не интересует настолько, чтобы выйти замуж.
— Тебе уже двадцать семь. Зара все уши прожужжала. А я ей тоже говорю, что не отдам тебя замуж за нелюбимого.
Я погладила его по руке.
— Спасибо, пап.
У меня мелькнула мысль: может он и поймет, если с Кириллом сложится. О чем я думаю? Я видела его один раз, а уже настроила планов. У него, может, есть девушка. Для начала надо с ним полежать, как любила говорить Элька, которая никогда не оставалась на ночь в чужих постелях. Я не сплю с мужчинами, я их люблю и ухожу спать одна. Впрочем, я тоже так поступала, в основном из-за папы и Зары. Так вот, может, если мы полежим, наваждение пройдет. У нас ведь и, правда, все разное: статусы, работы, дома. Во сколько раз он зарабатывает меньше меня в своей конюшне?
Мы выпили еще по рюмке с папой, и он опрокинул посудину вверх дном.
— Больше не буду, Стрекоза. Завтра совещание с утра.
Я наслаждалась раскатившимся по телу теплом.
— И не надо, пап, — я тоже опрокинула рюмку. — А у меня завтра аудиторы.
— Зачем ты выбрала себе такую хлопотную работу? Я мог бы тебя устроить. Сидела бы и ногти красила.
— Пап, сейчас у всех шелак. Один визит в парикмахерскую и можно забыть о маникюре на две недели. К тому же мне нравится моя работа.
— Да я так, жалею твои нервы. Ты молодец. Всего сама добилась.
Я включила чайник, достала из холодильника очередной торт. Зара покупала торты сразу после того, как съедался прежний. А что? Деньги есть. Папа на питание давал ей столько, что можно было многодетную семью прокормить. Так что у нас праздник был каждый день. Торты, пирожные, мороженое. Все самое вкусное, жирненькое. Хорошо, что я редко бывала дома. Мама, конечно, такого не позволяла. Она, вообще, мяса не ела. Мы питались овощными супами и салатами. Изредка на столе появлялась запеченная рыба. Зато фигура у мамы была такая, что мужчины на нее оглядывались, когда мы вместе шли. Меня принимали за ее сестру. Конечно, ведь в седле она проводила больше времени, чем на кухне. У всех конников ягодицы в порядке. Папа тоже тогда был стройный. Когда мы втроем выходили на улицу, я ими гордилась.
Разлила зеленый чай по чашкам.
— Зару позови, — попросил папа.
— Сама придет. Можно хоть пять минут без нее посидеть? Пап, а кем мама работала, когда вы познакомились?
Папа усмехнулся.
— Разве ты не знаешь?
— Нет. Я помню, что ты сидел в кафе с друзьями, а потом вошла она с подругой. И ты больше никого не видел.
— Да, все так и было. Ноги у нее были как у жеребенка, а попка… Ну ты понимаешь, ежедневные упражнения… — Я поняла, что он намерено не упомянул о коне. Слова из лошадного образа жизни были в доме под запретом. — А лицо… Как будто Грейс Келли сошла с экрана.
— А почему ты про попку упомянул? Она что, в бриджах была? — Я тут же вспомнила Кирилла и меня обдала волна горячего желания.
— Она была в белых обтягивающих брючках. И я влюбился с первого взгляда. Как у Высоцкого. Не ел, не пил.
— Ты так и не сказал, кем она работала, — напомнила я.
Папа от чего-то нахмурился. Сдвинул брови.
— Слушай, да стыдно сказать, кем она работала. Я-то в то время уже имел собственную строительную фирму, у нас были государственные заказы. Мы гостиницу «Украина» ремонтировали. Представляешь, да, каким крутым в то время был твой отец?
— Угу. А мама мороженое продавала?
Папа снова вздохнул.
— Наверно, это было бы лучше. — Он сделал паузу, снова нахмурился. — Она работала на конюшне, — громко сказал папа, делая ударение на слово «конюшня». — Тренером. И пахло от нее навозом.
Я не могла дышать от накатившего на меня волнения и восторга. Не может быть?! История повторялась! Я ничего об этом не знала. В то время, как я родилась, мама работала на полставки в офисе у папы и ездила на конюшню только на собственные тренировки и соревнования. Горло сжало тисками. У папы осталось столько ненависти к лошадям и конюшням, что мне ни при каких условиях нельзя даже упоминать об этом. Для папы все это было живо, как будто мы вернулись в лихие девяностые моего детства. Он до сих пор еще жил там со своими обидами, когда мама в выходные уезжала на соревнования и тренировки.
— И я с трудом уговорил ее уйти с работы! Но бросить лошадей она отказывалась наотрез, как я не настаивал. Как только родила, снова села в седло и начала выступать. Если бы я поставил ее перед выбором: мы с тобой или лошади, уверен, мы бы проиграли.
— Ну зачем ты так, пап?! Торт порезать?
— Какой к черту торт? Надоели эти торты! Водки хочу! Не могу ее забыть! Если бы не эти дурацкие лошади?!
Я знала своего отца, когда его несло, выносило всех. Мама избрала хитрую тактику. Она выходила в коридор, накидывала что-нибудь поверх домашней одежды, хватала сумочку и уходила. Причем она делала это так тихо, что он не сразу понимал, что ее нет. У нас рядом с домом был кинотеатр, и мама обычно шла туда. Чужие истории помогают забыть о своих проблемах, говорила она мне, когда я выросла.
— Рюмку дай! — потребовал отец.
Я беспрекословно вынула две чистые рюмки из буфета.
— У тебя же аудиторы?!
— Так же как и у тебя совещание, — парировала я, протягивая руку к бутылке.
— Хулиганка ты, Стрекоза. Я сам налью, — он отобрал у меня бутылку. — Ладно, еще по одной. Последней.
— А потом перевернем, — я сощурилась. — И пойдем смотреть телевизор.
— Я не отдам тебя замуж! — серьезно сказал папа, когда мы выпили. — Или будете жить со мной. Ты — единственное, что привязывает меня к этой жизни, после того, как твоя мать покинула нас. Ты похожа нее шаловливостью, дерзостью, любовью к жизни. Она ведь даже когда поняла, что будет хромать, не сдалась. Только и сказала, но ведь хромые женщины тоже могут быть красивыми, правда? Я сказал, что буду любить ее всю жизнь. И подарил ей машину на день рождения. Чтобы ей меньше пришлось хромать. Она обрадовалась, как ребенок, сказала, что теперь никто не узнает о ее секрете. Несколько шагов от машины она могла пройти, как раньше, легко и свободно. Правда, никто не знал, чего ей это стоило. Я никогда не прощу себе, что убил ее собственными руками.
— Пап, ну не ты же был за рулем?! Сколько можно себя винить?! Это несчастный случай.
— Но машину-то я ей подарил. Вместо живого коня, железного. Один ее покалечил, другой убил, — Отец встал. — Все, хватит воспоминаний на сегодня. Никогда не пущу тебя за руль.
Оглушенная новостью, я в трансе перемыла посуду, расставила тарелки. Все оказалось еще серьезнее, чем я думала. Мы давно не говорили о маме. И вот, оказалось, что, несмотря на годы, боль никуда не ушла, она осталась в нем, похороненная глубоко внутри. Зара не смогла его излечить. И никто не смог бы.
Я приняла душ и ушла к себе. Оглядела свою большую комнату с эркером. Там стоял письменный стол с ноутбуком, за которым я раньше занималась, а теперь иногда работала или училась. Сдернула покрывало со своей широкой двуспальной кровати и включила телевизор. Передачи были скучные, но мне все равно было, что смотреть. Видела я только Кирилла и мечтала. Сама не заметила, как глаза закрылись. Только и успела выключить телевизор.
Проснулась я, как всегда, от звонка будильника, ощущая радость от того, что я, наконец-то, выспалась. Еще есть пять минут блаженства в мягкой постельке. В прошлое утро мы остановились на том, что я расстегиваю его бриджи. Но тогда нас прервали и надо начать сначала. Я запускаю руку в его волосы, они мягкие на ощупь и вовсе не пахнут конюшней. Он касается губами моей шеи, продвигается вниз по ложбинке груди. Его уверенная рука расстегивает мне лифчик, он …
Будильник! Да что б ему! В жизни за пять минут можно столько всего успеть, а тут. Я нехотя поднимаюсь, чувствуя тяжесть в груди, которой так и не коснулась его рука. Я спускаю ноги с кровати, полная неудовлетворенности, от которой не остается следа, когда я вспоминаю, что уже сегодня поеду на конюшню и увижу его.
И я включаюсь в обычную карусель: душ, завтрак, Финик у пятиэтажки, работа, компьютер, отчетность.
— Камилла, — голос финансового директора отвлек меня от цифр на экране, которые я просматривала. — Хотел спросить… — на его луб уже выступили капельки пота, и я поняла, что после предисловия последует очередное приглашение куда-нибудь. — У меня случайно появились два билета в Большой театр. Спящая красавица. Прекрасный состав. Балет. Вы же любите балет?
— Да, люблю, — я лучезарно улыбнулась, собираясь поддержать игру. — Но у меня сегодня тренировка.
— Ну с вашей фигурой можно пропустить разок.
— Если бы все было так просто. Это не обычный фитнесс. Там все сложно.
— Могу я хотя бы узнать, что же это такое? — Эдуард наклонился так близко, что я чувствовала запах его туалетной воды. Слишком резкий на мой вкус.
— Всего лишь лошади.
— Лошади? О, это очень опасно. Одно падение может обернуться переломом позвоночника, что в свою очередь…
Ну вот. Еще один папулик нашелся. Опасно! Перелом! А ничего, что мы все на машинах ездим? Уже одним высказыванием, Эдик себе подпортил репутацию.
Я встала. Бросила беглый взгляд на экран его ноута. Конечно, открыто на странице театра. И никаких билетов нет у него и в помине. Он справлялся о наличии. И если бы я сказала «да», он бы забронировал и оплатил карточкой. Мне стало противно, я резковато сказала:
— Не стоит рассказывать ужастиков. Уверена, вы найдете с кем пойти в театр.
— Но я мечтал пригласить вас.
Когда мечтал? Пока билеты на сайте смотрел?
— Не в этот раз, — я прошла мимо Эдуарда и направилась к аудиторам, которые не поднимая головы, штудировали наши отчеты, но в последний момент передумала и свернула в сторону кухни. Чашка капучино придется кстати. Если бы Зара увидела эту сцену, то назвала бы меня дурой. Эдуард считался очень перспективным женихом. Трехкомнатная квартира на Ломоносовском, зарплата в два раза больше моей, перспективы больше моих, поскольку мужчина. Не пьет, не курит, мечтает создать семью. Один раз ненадолго женился, но быстро расстался, детей нет. После театра последовала бы прогулка, потом еще приглашение, потом, при правильном подходе, если рано не сдаваться, можно было рассчитывать на предложение. Кстати, Эдуард очень даже ничего, только слегка лысоват, но прекрасно образован в Кембридже. Но я не могу представить его в постели. А уж после Кирилла… При одном воспоминании меня обдало теплом. В постели с Кириллом… Да не нужна нам постель. Я бы отдалась ему где угодно. Надо же так втрескаться.
Надо было! Пришла моя пора влюбиться в прекрасного принца. Кстати, с такой внешностью можно было вполне пополнить плеяду актеров в сериалах. Но я надеюсь, что такая идея не придет ему в голову, иначе я надолго потеряю покой.
Я сделала глоток горячего кофе и зажмурилась от удовольствия. На чем мы там остановились с Кириллом утром?
В нашей офисной кухне никого не было. Солнечный свет через окно ласкал поверхность стола. Я села, поставила чашку, закрыла глаза. Кирилл…
— Камилла, — аудиторы обнаружили еще одну ошибку, — в дверях кухни материализовалась моя Катя, бухгалтер. Самая моя лучшая девочка, к тому же невероятно красивая даже в своей шестимесячной беременности. Она еще умудрялась влезать в свои платья. Сегодня на ней было бежевое платье и коралловый шарфик, отвлекающий от выступавшего будущего наследника.
Хорошо, что я еще не успела расстегнуть ни одной пуговки на ковбойской рубашке в красно-синюю клетку.
— Что? Не может быть?!
Я вылетела из кухни. Вездесущие аудиторы опять нависли над моим столом. Катя принесла мой забытый кофе и встала за моей спиной.
Мы разбирались так долго, что я уже собиралась отменять тренировку. Но чудо свершилось, ошибку исправили, цифры подчистили за полчаса до окончания рабочего дня. Мой желудок обиженно пискнул, напомнив, что я пропустила обед и что с той чашки кофе, в нем до сих пор ничего не было. Я подумала, что успею забежать в суши-бар, если прямо сейчас выйду. Я достала зеркальце, чтобы накрасить губы, но снова прибежала Катюша с пачкой счетов на подпись, с которыми пришлось разбираться до самого окончания рабочего дня. Подписывать просто так ничего нельзя: сотрудники наши так и норовят все сделать за счет компании: и в ресторан сходить, вроде как для подписания договора, и в сауну, чтобы контакты наладить и к самым дальним партнерам в Мексику прокатиться. Я им ничего не подписываю. Переговоры в офисе, девочки в бане за счет вашей зарплаты, а вместо Мексики просторы Российской Федерации.
Я снова достала зеркало и помаду, когда в дверях возникла Кристина: длинноногая, словно модель сошедшая с подиума, в обтягивающем черном платье, она несла в своих ухоженных руках тарелку с двумя большими кусочками пиццы.
— Вот, с трудом вырвала у проклятых аудиторов. Знаю, что вы даже не пообедали.
Вот что бы я делала без своих девочек?! Такие заботливые.
Кристина, перекинув свою длинную причудливо заплетенную косу за спину, красиво прошествовала к двери, а я с удовольствием окинула взглядом ее ровную спинку и длинные ножки. Люблю красоту и никогда не завидовала красивым женщинам.
ГЛАВА 3
К конюшне я подъехала в отличном настроении. Припарковала Финика, достала из багажника новые конные шмотки. Надеюсь, им повезет больше, чем прежним, которые я до сих пор не решила, где стирать. Я еще возилась у машины, как на свободное место рядом со мной подкатил старенький Лендровер. Не обращая на него внимания, владельцы подобных мыльниц меня не интересовали, я взяла сумочку, захлопнула дверь и столкнулась нос к носу с Кириллом.
Не может быть, чтобы тот, о ком я грезила два дня, ездил на такой машине?!
Между тем, не обратив никакого внимания на моего Финика, он поздоровался и спросил, как я себя чувствую? При этом совершенно забыв, что вчера, когда я упала, мы были на «ты».
— Пара синяков, а так все в порядке. Готова к бою.
— Здорово! — Кирилл взял пару пакетов из супермаркета с заднего сидения, запер дверь ключом и пошел вперед, оставив меня созерцать пару наших машинок, так явно свидетельствующих о разнице между нами. Я вздохнула и направилась следом, разглядывая его фигуру сзади и, приходя к выводу, что узкие джинсы, хотя и сидят на нем идеально, все же не так эффектны, как бриджи.
У Кирилла зазвонил телефон, он остановился, чтобы освободить руку, и я догнала его. Несколько метров мы шагали рядом, он односложно поговорил по телефону, потом повернулся в мою сторону:
— Любе срочно пришлось уехать, дочка заболела. Так что сегодня я позанимаюсь с вами, если вы не против.
Какая удача, подумала я, сказав вслух, что я совершенно не против. Он видно забыл, что я просила, чтобы он был моим тренером. Ну ладно. По крайней мере, я вошла в историю, как девушка, которая упала в первый же день от того, что слишком возбудила старого мерина. Главное, он меня запомнил. Сейчас, когда мы шли рядом, а старенький Лендровер остался позади, его обаяние вновь возымело силу. Мы не спеша подошли к гостинице.
— Переодевайтесь, я отнесу сумки домой и приду на плац.
— Вы здесь живете? — спросила я.
— Да. Очень удобно, работа рядом, всегда могу сам позаниматься и кого-то заменить.
Я оглядела унылое трехэтажное здание гостиницы. Вокруг ничего нет, только лес и лошади. Пятьдесят километров от Москвы. Ни тусовочных мест, ни ресторанов с кафешками. Чем занимается этот красавчик вечерами?
— Здесь, наверно, скучно, — заметила я.
— Мне не бывает скучно, — несколько резковато ответил он.
Пока я обдумывала, что будет удобно после тренировки заходить к нему и заниматься сексом, он снова повернулся ко мне.
— Вы рысью уже ездили?
— Если это можно так назвать.
Кирилл внимательно посмотрел на меня:
— Не получилось?
— Ну, мы … я как-то не попала в ритм, — мне показалось, что я покраснела, вспомнив, сколько раз я стукнулась об седло.
У Мажорки жесткая рысь. Давайте сегодня возьмем Булочку. Вам будет полегче.
Мажорка, Булочка, да он обожает лошадей и кажется равнодушным к женщинам.
Пребывая в легком смятении, я переоделась, сделала высокий хвост, улыбнулась своему отражению в зеркале, жалея, что не могу увидеть себя в полный рост. Хотелось взглянуть, насколько сексуально сидят на мне бриджи. Маечку я выбрала красную, в обтяжку, с большим вырезом, рассчитывая соблазнить Кирилла. Только вот что я буду делать, если он вдруг предложит мне прокатиться в своем старом Лендровере? Я даже не смогу познакомить его с друзьями. А что скажет Элька? Придется встречаться только на конюшне. Быстренько занялись любовью, и я уехала в свой мир.
Мы встретились по дороге на плац, Кирилл вел грязно-белую унылую лошадку, чьи родители явно не были породистыми. Он снова был в борцовке, на этот раз в белой, подчеркивающей его коричневый загар, и в темно-зеленых бриджах. Мое сердце сладко сжалось. Белая борцовка самая подходящая одежда для конюшни.
— Как вам Булочка?
— Выглядит не очень, — разочарованно заметила я, подумав, что фотки с этим чудом в контакте не выложишь.
— Заслуженный пенсионер, — улыбнулся Кирилл. — Двадцать лет уже.
Я бросила беглый взгляд вниз, где висело нечто, свидетельствующее о том, что все же это мужской род. Скорее бывший мужской.
— Почему его зовут женским именем? — спросила я, принимая повод.
— Вообще-то его зовут Булан. А Булочка — ласковое прозвище. Опускайте стремя и садитесь.
Я вздохнула, жалея, что он не прикоснется ко мне и плюхнулась на Булку-Булана.
Кирилл помог мне вставить ноги в стремена и подровнял их под мой рост. Если бы я была босиком, почувствовала бы прикосновения его рук.
— Ну, а теперь пошагайте, я посмотрю, чему вы научились.
Оказалось, я все забыла. Замечания «пятки вниз», «сядьте в седло» и прочие сыпались одно за другим. Я так пыталась сосредоточиться, что эротические фантазии вылетели у меня из головы.
— Ну, а теперь порысим, — сказал Кирилл, и я поняла, что попала.
После того, как мы сделали круг, Кирилл подошел ближе. Булка послушно остановилась и протянула морду к нему. Он отправил ей в рот кусочек сахара.
— Вы должны сжать Булочке бока, привстать и сесть. Не нужно давать шенкель, когда вы поднялись. Давайте. Булка, рысь, — он хлопнул ее ладонью по попе и та послушно зарысила. Я пыталась сделать, как он сказал, но мои ноги упрямо сжимали бока лошади в тот момент, когда я оказывалась наверху.
— Нет и еще раз нет! Стоп!
Я натянула повод, но Булка продолжала рысить, мотая головой. Я второй раз пожалела о том, что у этих упрямых животных отсутствует педаль тормоза. Я уже сползала набок, моя попа болела от ударов о седло. Я перестала вставать, и только пыталась удержаться, чтобы избежать позорного падения.
В конце концов, Булке надоело, и он подрысил к Кириллу за второй порцией лакомства.
— Вы как-то странно действуете на лошадей, — заметил Кирилл. — Даже самые старые и заслуженные становятся неуправляемыми, когда вы на них садитесь. Мне страшно подумать, что будет, если дать вам жеребца.
— Наверно, у меня такая энергия. Всех возбуждает, — сказала я кокетливо, но он не отреагировал.
— Слезайте, я покажу, как надо.
Я скатилась с Булки и с удовольствием оказалась на своих двух. Может, это не мое? — размышляла я, наблюдая, как слаженно поднимаются упругие ягодицы Кирилла. Раз-два! Раз-два!- он подъехал ко мне.
— Понятно?
— Да, мне и было понятно, но как только начинаю делать…
— Садитесь, — он опустил мне стремя, потом, когда я снова плюхнулась в седло, вернул его обратно. — Пятки вниз! Поехали.
Ситуация повторилась. Правда, мне удалось остановить Булку.
— Хорошо, я буду идти рядом и считать, но вы сделаете все правильно. Или будем заниматься всю ночь.
Мне хотелось ему сказать, что ночью, если уж он решил уделить мне время, я бы занялась с ним другим делом, но Булка перешла в рысь.
Рядом с нами шел Кирилл и кричал: «Встать-сесть или просто раз-два. С меня лил пот, мышцы ног отказывались служить, но я упорно делала круг за кругом.
— Все, переходите на шаг, — скомандовал Кирилл, и я подумала, что совершенно безнадежна, он отправит меня домой.
— Молодец, — услышала я.
— У меня что, получилось? — крикнула я, думая, что ослышалась.
— А вы сами не почувствовали, что стало легче?
Я не чувствовала ничего, кроме усталости. Мне казалось, что я упаду и лягу здесь спать.
Неожиданно мое внимание привлекла появившаяся на плацу девушка с белоснежной кобылой. Она помахала Кириллу рукой и легко вскочила в седло. Мы с Булкой как раз шагали, и я могла ее рассмотреть. Сложена всадница замечательно: бежевые бриджи обтягивали стройные ножки, светлые волосы до плеч прихвачены черной лентой. Короткий черный топик, открывающий прокачанный пресс.
Даже на шагу было понятно, что она умелая всадница, и лошадь слушает ее беспрекословно.
Девушка подъехала к Кириллу и будничным тоном сказала:
— Мы оставили тебе картошку и салат, а вот мясо съели. Не надо опаздывать к ужину!
Кирилл усмехнулся.
— И на том спасибо.
— Ну ты же знаешь, как мы все тебя любим, — она звонко расхохоталась. — Но не настолько, чтобы оставить мясо. Его было совсем мало, и оно было очень вкусное. Зря ты согласился Любку заменить. У нее постоянно что-то случается.
Кирилл пожал плечами и бросил мне:
— Отпустите повод!
Я не сразу поняла, что это обращение ко мне. Он не называл меня по имени, он даже его не спрашивал.
Кирилл посмотрел на часы:
— Давайте, еще один круг, и все на сегодня.
Девушка легко и свободно поехала рысью. Я обзавидовалась. Это было так правильно и красиво. Наверно, мама ездила так же. И я бы ездила, если бы не папины страхи. Я остановила Булку, спрыгнула на землю и передала повод конюху, который как раз пришел забрать лошадь. Только, когда он повернулся, я поняла, что даже не дала Булке сахарку, как это было принято.
Ко мне подошел Кирилл.
— Посмотрите на Алену. Видите, момент, когда она дает шенкель? Она сидит в седле. Потом раз, и она облегчается.
— Облегчается?
— Приподнимается, — пояснил Кирилл.
— Она, наверно, давно занимается, — заметила я, отворачиваясь от всадницы.
— Раньше села на лошадь, чем встала на ноги.
— Получается мне и заниматься не стоит, — заметила я. — Слишком поздно.
— Нет, что вы, — Кирилл на мгновение посмотрел на меня и отвел взгляд. — Начинают в любом возрасте. У нас есть женщина сорока трех лет, пришла заниматься с дочкой на пару. Сейчас уже в лес с нами ездит уверенно. У Вас получится, только нельзя запускать эту ошибку на рыси. Я Любе скажу.
И тут я решилась.
— Кирилл, — я сделала паузу, чтобы он повернулся ко мне. — Могу я сделать вам предложение? — Пауза.
Я смотрела на него, чуть склонив голову и многозначительно улыбаясь. Пока мы разговаривали, я успела стянуть резинку, и мои волосы рассыпались по плечам. Ни один мужчина мне бы не отказал, но Кирилл продолжал смотреть, как Алена отрабатывает повороты на галопе. Да что же за странный тип такой?! Никакого внимания! На меня! Да он и на Алену смотрел равнодушно, как один спортсмен на другого.
— Если вы будете со мной заниматься, — сказала я громче, чем надо, — я буду платить в два раза больше. Лично вам.
Кирилл словно не слышал, смотрел на плац. Его что, не интересуют деньги?
— У меня нет времени, простите, — наконец, выдал он.
— В три раза больше, — разозлилась я. — Буду приезжать, когда вы скажете.
— У вас есть хорошая черта для спортсмена: вы не сдаетесь!
— Так какой будет ваш положительный ответ?
— Меня не интересуют деньги. Я не могу кого-то бросить, а вас взять. Но я могу поставить вас в очередь.
— В очередь? — моему негодованию не было предела. Папин темперамент брал верх над маминым спокойствием. Мои глаза метали молнии, Кирилл этого не видел, он смотрел на плац.
— Мы можем вернуться к этому вопросу, если вдруг кто-то их моих откажется заниматься или заболеет, — сказал он и ушел.
Постояв пару минут для приличия, я поплелась в раздевалку. Настроение у меня было на нуле, а такое случалось крайне редко. Странно, но я, способная от природы, делала все легко и быстро. На горных лыжах после второго занятия я весело катила со склона, на сноуборд тоже встала легко. Трюков, конечно, не делала, но получала удовольствие в компании. Искрящийся снег, солнце, скорость. Конечно, в семье об этом не знали. Для них я пила водичку в Карловых Варах, пытаясь вылечиться от гастрита, который приписала мне Зара из-за того, что мне частенько становилось плохо от ее жирной еды.
Зазвонил телефон. Легка на помине.
— Камочка, ты когда будешь? Я приготовила запечённую картошечку под сыром в горшочке.
Самое лучшее блюдо для гастрита. Может, она меня убить хочет? — мрачно подумала я, вслух сообщая, что немного пройдусь после занятия с подружкой.
— Камочка, уже поздно, ты не выспишься, — заявила она, но я уже бросила трубку. Мне только Зары не хватало сейчас. Вот мама бы меня успокоила. Сказала бы, что это всего лишь второе занятие, и у меня все получится. А Кирилл обязательно в меня влюбится. Я села на маленький диванчик в раздевалке и закрыла лицо руками, мне хотелось плакать.
Неожиданно открывавшаяся дверь, заставила меня выпрямиться. Вошла Алена, не обращая на меня внимания, стала переодеваться. Оставшись в кружевном черном белье, взглянула на меня.
— Ты у Кирилла занимаешься?
— Нет, — отрезала я, вставая с дивана и стягивая мокрую майку.
— А у кого?
Мне хотелось ее послать, кроме того, что она прекрасно ездила верхом, вблизи она оказалась еще красивее. Огромные глазища, ухоженные брови, маленький вздернутый носик и волевой подбородок.
— Да я, вообще, не знаю, приду ли еще, — сказала я неожиданно для себя.
Алена даже сделала шаг ко мне, и ее самодовольное лицо стало участливым.
— Да ты что?! Это из-за Кирилла? Он слишком много требует от новичков. Ты не бросай. Мы тебе самого лучшего тренера подберем. Ты еще у нас соревнования будешь выигрывать. Да, мы не познакомились. Я Алена, а моя мама — хозяйка этой конюшни, многих лошадей и, вообще, этого бизнеса. Мы стараемся, чтобы всем у нас было хорошо.
Я почти успокоилась от ее слов. Алена казалась искренней, а я очень ценила это качество в людях. К тому же мне сразу стали понятны слова Кирилла, что она раньше научилась ездить на лошади, чем ходить. Мама посадила ее на лошадь. Если бы мне больше повезло, мама бы тоже научила меня ездить, а папа мог бы купить нам конюшню, и мы были бы самыми счастливыми на свете. И мама тогда была бы жива. Мне всегда казалось, что она сильно сдала после того, как не смогла садиться в седло. А так у нее осталось бы любимое занятие.
— Да что ты молчишь? Как зовут-то тебя?
— Прости, задумалась. — Я протянула руку: — Камилла.
— Какое имя красивое. Я буду звать тебя Камиллой, ладно? — она твердо пожала мне руку. — А давай я тебя чаем напою? И мы поболтаем, а?
— Давай, — согласилась я.
Она то смеялась, то хмурилась над моими приключениями. Потом рассказала о себе. Закончила юридическую академию, работает в нотариальной конторе, в свободное время помогает маме, она одна не справляется. Иногда думает совсем перейти в конюшню, но ей нравится работать в городе, красиво одеваться.
Мы болтали, словно лучшие подруги, и я спохватилась, что уже слишком поздно только через час. Алена взяла с меня обещание, что я приеду завтра, и она сама со мной позанимается.
Домой я ехала уже в сносном настроении. В конце концов, это, правда, второе занятие и рано делать выводы, а Кирилл… Алена, рассказывая про всех, упомянула про него. Я вжалась в стул, чтобы не выдать своей заинтересованности.
— Странный он. Потерянный какой-то. Мне кажется, у него что-то случилось. Он уже год здесь работает, многие к нему подкатывали, он же красавец, но он никого не подпускает. Только так, обычные разговоры за жизнь. Никто не знает, кто он и откуда. Он уже год у нас работает и не раскололся. Может, у него в городе кто-то есть. Но здесь замечен не был, — она улыбнулась. — Я сама пробовала клинья к нему подбить, ничего не вышло. Ну и ладно, у меня сейчас хороший парень.
Я выезжала на МКАД, когда позвонила Заре.
— Камочка, папа волнуется, что тебя так долго нет.
И тут я совершенно неожиданно для себя сказала:
— Передай папе, что, может, он и не заметил, но я выросла. Мне уже двадцать семь. И не надо мне названивать через каждые полчаса.
Я бросила трубку и вдруг поняла, что изменилась. Я уже готова снять квартиру, так осточертело мне мое вранье. Жаль, что нельзя въехать в квартиру на Финике и закричать на отца, что он не имел права вмешиваться ни в мамину жизнь, ни в мою.
Я бы долго так злопыхала, если бы мне не позвонила Элька.
— Слушай, у меня есть два билета на премьеру в Сатирикон, не помню названия спектакля, на завтра. Будет весь бомонд, ты сможешь надеть свое красное платье от Версачи.
— Эль, я не могу. Я договорилась с тренером.
— Ты его сделала все-таки?
— Нет, я договорилась с девушкой позаниматься. Ну, для прогресса, — я вдруг почувствовала себя дурой.
— Но ты же сегодня на конюшне?
Я вздохнула.
— Эль, если бы ты чуть раньше позвонила…
— Ну ты даешь, подруга. Что с тобой случилось? Как твой красавчик в бриджах?
— Никак, он странный. Говорят, что у него никого нет.
— Ну и зачем тебе такой сдался? Хороших мужиков, что ли нет?
— Есть, наверно, — согласилась я, обгоняя тащившийся грузовик. — Эль, ну не обижайся. Мне, правда, не хочется отменять занятие. Я не знаю почему, но мне нужно поскорее научиться ездить. — Я сделала паузу: — галопом. Я понимаю, что это глупо. Мне уже не стать мастером спорта и не участвовать в мировых соревнованиях… — Я вдруг всхлипнула и порадовалась, что Эля этого нее слышала. Она не терпела нытиков.
— Милка, Милка, я тебя теряю, — застонала Эля. — Я знаю, зачем тебе это все надо. Ты хочешь скакать с ним по лесу, а потом, привязав к дереву лошадей, отдаться ему на траве.
Я вздрогнула. Откуда она знает о моей мечте? Я точно ей ничего не говорила. Она подслушала мои мысли. Или все девушки мечтают отдаться на траве?
— С чего ты это взяла? Не факт, что мне нужен мужчина, который не обращает на меня внимания, — начала я лукавить.
— Тогда пошли на премьеру. Иначе я обижусь.
— Ладно, — сдалась я, решив, что позвоню в клуб и попрошу предупредить Алену. — Я надену красное платье и пойду с тобой.
— И к черту этого тренера коня. Повтори, плиз.
Я помедлила, внушая себе, что я классная девушка, веселая, любящая тусовки и премьеры. И, вообще, жизнь создана для удовольствия. А какие мне светят удовольствия с Кириллом? И все же я не могла послать его к черту. Вслух.
— Мила, я жду. Ты меня пугаешь, подруга. Раньше ты могла послать к черту любого мужика, который проштрафился.
У нас была такая игра. Если кого-то из нас расстраивал кавалер, другая говорила: пошли его к черту. Кавалер ходил к лысому столько раз, сколько нужно было, чтобы обиженная сторона улыбнулась. Своеобразная терапия.
— Милка, ты здесь? Ну он же всего лишь тренер коня.
И ездит на Лендровере, мысленно добавила я. И не обращает на меня внимания и не согласился со мной заниматься и — это же немыслимо! — поставил меня в очередь.
Я открыла рот. И не смогла. И поняла, что не смогу.
— Мила!
— Эль, прости, у меня вторая линия, Кама звонит.
Я нажала на красную трубочку на руле и выдохнула с облегчением.
Я не предам тебя, Кирилл. Ты не такой, как все. Пусть ты и тренер коня. Но ты талантливый тренер. Может, мы заведем конюшню, как Алена с мамой. Я буду бухгалтером, а он будет директором. И тогда никто не назовет его тренером коня. А в свободное время мы будем ездить на самых красивых лошадях, фотографировать друг друга и выкладывать фотки на нашем сайте. У нас будет самый лучший сайт, я даже знаю, кому его заказать.
От неугомонной Эльки пришла вотсапина:
— Если ты не можешь говорить, ты должна это написать! Просто пошли его к черту! И я спокойно пойду спать.
Меня слегка занесло, и я с трудом выровняла руль, чтобы не поцеловать Соляриса на крайней полосе, когда присылала ей смайлик, высовывающий язык, и добавляла подпись: «Хватит с тебя и премьеры».
Солярис обижено загудел в ответ, я извинительно помигала фарами. Нельзя смсить за рулем.
Бросила телефон в сумку и сосредоточилась на дороге, стараясь побыстрее попасть домой. Завтра опять рано вставать, чтобы смыть духи «Конюшня». И я точно пошлю Зару, если она еще не спит и будет приставать с поцелуем на ночь.
Конец ознакомительного фрагмента
