Илария передвинула кресло в тень, села и закрыла глаза. Не нужно его вспоминать. От этого будет только больнее. Прошло уже столько лет, и его уже нет на свете, а все еще жжет пальцы это письмо, которое она нашла в кармане. Письмо, из-за которого она проплакала всю ночь, удивительным образом спасло им жизнь. Не прочитав его, она бы не нашла в себе силы уехать, когда в их город вошли танки. Осталась бы ждать его возвращения. Погубила бы себя и Кристинку. Тогда нельзя было медлить. Они чудом остались живы. Надо уметь быть благодарной.
ГЛАВА 2
Холодная вода обожгла тело, сдавила обручем голову, залилась в уши. Кристина вынырнула и поплыла кролем. От быстрых движений стало тепло и радостно. Утренний приятный ритуал. Если на свете есть счастье, то оно в движении.
Почувствовав усталость, Кристина перешла на брасс. Тяжелые намокшие волосы, извергнув заколку, окутали шею. Мутноватая озерная вода ласково обнимала за плечи, спускаясь к бедрам, маня улечься на спину и подставить лицо солнцу, но девушка не поддалась искушению. Кристина плавала все лето и даже в сентябре. Плавание утром, пробежка по вечерам и много-много упражнений. Здоровье и красота самые главные факторы в жизни. На это нельзя жалеть ни сил, ни времени. Уж в этом-то Кристина убедилась на собственном опыте. Пока есть красота, можно использовать мужчин. Подплывая к середине озера, девушка заметила, как загорелый мужчина прыгнул в воду и, выпрастывая высоко руки, поплыл наперерез.
Она усмехнулась и легла на спину. Только на мгновение, чтобы еще раз, глядя в высокое небо, почувствовать себя счастливой. Он здесь, и он плывет к ней. Маленькая секунда счастья. Приятно быть желанной.
Эх, Витька, Витенька. Горе ты мое и счастье. Кристина перевернулась на живот и перешла на кроль. Ну, догони, мальчик мой, догони. Ведь я же на море выросла, лучше тебя плаваю. Но ты мужчина и не должен сдаваться. Он догнал ее напротив утопающего в деревьях островка. Подчиняясь натиску, Кристина свернула к берегу и встала на дно, балансируя на кончиках пальцев ног. Витька обнял ее в воде, прислонив мокрое лицо к ее лицу, жадно целуя. Она почувствовала, как их языки обнимаются. Нельзя-нельзя. Еще мгновение. Ну как же хорошо. Все, хватит. Иначе уже не оторваться от этого танца языков, не разлепить вжавшихся друг в друга тел. Кристина опустила руки и оттолкнула его. Он поскользнулся, забарахтался в воде, а она выбежала на берег, смеясь и отжимая мокрые волосы.
Чертыхнувшись, Витя некоторое время стоял по пояс в воде, лаская взглядом ее тело, а потом, разбрызгивая воду, бросился на берег. Подхватил на руки и унес в тень деревьев. Там, поставив ее на ноги, вновь прижался всем телом. Мир замер. Еще чуть-чуть этого счастья, ощущения, что тебя обнимает твое второе «я».
Тоненький слабый голос в мозгу требовал остановиться, а Кристина наслаждалась мокрыми пальцами, стиснувшими грудь. Исчез бы мир, провалился. И только они вдвоем, словно дикари. Голые, страстные. Пусть обжигает трава голые плечи и хрустит на зубах песок. Им не надо постели, она готова прямо здесь, только бы с ним, только бы он не отпускал ее никогда.
Его язык властно раздвинул губы. Рука прошлась по спине, вызывая сладкую дрожь. Родной голос называл по имени. Может, остановить борьбу и позволить увлечь себя безумному желанию?
Нельзя!
— Отпусти меня!
Кристина ударила его в грудь и отскочила. Они смотрели друг на друга, ее взгляд упал на его плавки, где пузырилось то, что она больше всего хотела почувствовать внутри. Нельзя! Потом захочется еще и еще.
Она поправила купальник. Он снова двинулся к ней.
— Крис, ты сводишь меня с ума. Я ничего не могу. Жить не могу, работать не могу. Прошу тебя. Хотя бы один раз.
Девушка покачала головой, улыбаясь.
— Один раз уже был и, похоже, зря.
— Крис. Ну ты же моя. Вся моя. Я хочу тебя. Хочу!
Кристина сдвинула темные брови.
— Я не встречаюсь с женатыми мужчинами.
Он подошел ближе, взял ее за руку. Она мгновенно почувствовала тепло его пальцев. Он все правильно сказал, она его. Только в его руках так хорошо, только рядом с ним. Ах, какого же черта все не так, как надо.
— Кристина, послушай меня. Я даже, когда с женой сплю, тебя представляю. Ты мне всю жизнь испортила.
Черт! Да зачем же говорить о жене. Дурак.
— У — би — рай — ся! — Кристина ударила его по щеке и тут же испытала желание поцеловать проступившую на коже красную полоску.
— С ума сошла?! — Витька прижал руку к щеке, удивленный неожиданной грубостью, а Кристина не могла оторвать взгляда от его лица.
Не зря их общие знакомые называли его мартовским котярой. Тоненькая полоска усиков в сочетании с зеленоватыми глазами с загнутыми ресницами не оставляла сомнений, что жене приходится здорово пасти его, чтобы сохранить семью. За таких не выходят замуж. Таких берут в любовники. И она бы сделала это, если бы не жалела его жену, родившую ему двоих детишек. К тому же Витькина семья жила через несколько домов от нее, ближе к середине озера. Соседи, наверняка, уже болтали о них.
Кристина прыгнула в воду и поплыла так быстро, как могла. Надо успокоиться. Она заставила себя спокойно дышать и перешла на брасс. Все хорошо. Просто замечательно. Милый мой, единственный, ты никогда не узнаешь, что ты моя половиночка. Да только вот в этой жизни, мы вместе не будем. Ты будешь отрабатывать свой брак, растя двоих детей, а она пройдет свой долбанный путь до конца. Но даже эти мучительные поцелуи уже счастье. После того, что ей пришлось пережить, удивительно, что она может так чувствовать.
Витька снился ей по ночам. Она идет по желтому песку, океан плещется об ноги. Нагнули головы к воде зеленые пальмы. Солнце ласкает тело, ветер треплет волосы. Она знает, что он ждет ее. Шаг, еще шаг. Его руки, губы. Счастье. Всего лишь сон. Витька, ты никогда не узнаешь правды и никогда не узнаешь, что я хочу тебя так же, как ты меня.
Кристина посмотрела на берег. Сейчас она подплывет к тому месту, откуда виден ее дом. До сих пор не верится, что он принадлежит ей. Замок из сказки. Сердце тоскливо екнуло. Не обманывай себя, Кристина. Борьба вовсе не окончена. Для того чтобы остаться принцессой придется снова убивать. Но это будет самый последний раз.
Мысли завертелись по привычному кругу. Как сделать так, чтобы все опять сошло с рук? Сколько не просматривай хронику происшествий, там нет ничего полезного. Так же, как и в справочнике, в интернете и в детективных романах. Ясно одно, убийство, если ее не оставят в покое, должно выглядеть, как несчастный случай. Как произошло в первый раз. Или как самоубийство? Так было во второй. Нельзя повторяться. Нужно что-то новое, необычное. Ведь соперница так же умна, как и она. Они здорово похожи, если не считать цвета волос. Даже глаза у нее того же янтарного цвета и такие же длинные ресницы. И врагиня из тех, кто не останавливается, пока не победит. Если бы жизнь сложилась иначе, они могли бы стать подругами. Здорово, иметь рядом кого-то похожего на тебя.
Кристина вышла на берег, отжимая волосы и кивая появившимся на пляже соседям. Как хорошо, что островок, где они целовались с Витькой, далеко отсюда и скрыт склонившимися ивами. Временный приют влюбленных, возжелавшим почувствовать друг друга на природе. Но это не для них. Это для свободных, кто может распоряжаться своими жизнями, как захочет. А Витькина жизнь уже обещана и расписана. И она в его судьбу влезать не должна.
— Хорошо поплавала? — спросила Илария, увидев входящую дочь.
— Чудесно. Сейчас переоденусь и накрою завтрак в саду. Ты с кем хочешь позавтракать, с Петей и Пашей или с Иудушкой?
— Ну сколько раз я тебя просила не кощунствовать?! — тонкие брови Иларии сдвинулись к переносице, образовав складочку.
Кристина перегнулась через перила.
— Боюсь, у нас нет выбора. Иуда составит нам компанию. Петя с Пашей уже на солнце.
— Да ну тебя, — улыбнулась Илария. — Зина звонила, она уже подъезжает. Накрывай на троих.
— Мамуль, ты не против, что Корзина побудет с нами?
— Конечно, нет.
Кристина взяла мобильный.
— Корзина, ты где? А, уже в Быково. Слушай, купи клубники на станции. Будем завтракать взбитыми сливками с клубникой.
— Ну, очень полезный завтрак, — сморщила изящный носик Илария.
— Мамуль, сегодня слишком хороший день, чтобы портить его овсяной кашей. Но если хочешь, я сварю.
— Конечно, хочу.
Когда Кристина ушла, Илария снова устроилась в кресле и закрыла глаза. Нужно собраться с силами, спуститься со второго этажа и доплестись до столика в саду. А перед этим зайти в спальню и переодеться, раз у них гости. Наверно, еще пять минут она может посидеть. Как же мало сил.
Приняв душ, Кристина отправилась на кухню и сварила овсянку. Корзина будет в восторге. Она ненавидит овсянку. Сама Кристина ничего не имела против: привыкла, как привыкают чистить зубы.
С подносом в руках девушка вышла в сад, привычно окидывая свои владения. Нет-нет, она ни за что не отдаст эти сосны и этот зеленый газон с распустившимися лиловыми и желтыми ирисами своей сопернице. С самого начала, когда Кристина появилась здесь, она поняла, что этот несимметричный двухэтажный дом, выкрашенный в желтоватый цвет, с балкончиком на втором этаже, откуда открывался вид на озеро и окаймляющее его сосны, должен принадлежать ей. Только таким образом она сможет восстановить потерянный статус. И хотя между их маленькой, со смежными комнатами, квартиркой, которую отняли, и этим домом не было ничего общего, Кристине, за все, что им пришлось вынести, такая компенсация казалась вполне справедливой.
Маме здесь очень нравилось. Это она придумала назвать двенадцать сосен именами апостолов. Петр и Павел — две самые могучие сосны на зеленой лужайке, где висел гамак и располагался один из двух столиков. Остальные сосны поменьше, их кроны не такие пышные, и они, мешая друг другу, высоко в небе переплетались ветками. Их шершавые коричневые стволы возносились к облакам не так прямо, как Петя и Паша, словно все время сомневались, выдержат ли их хрупкие плечи такой сложный путь. У них тоже были имена, но Кристина шутливо спорила с мамой, где Марк и где Матфей и которая из трех сосен, склонившихся над домом, носит имя Иоанна. Одна из двенадцати сосен стояла засохшей. Судя по ее толстому и ровному стволу, когда-то она была крепкой. Но потом что-то случилось и ей, стоящей поодаль от своих братьев, пришлось умереть. Возможно для того, чтобы жили другие. Или она просто не справилась с жизнью. Ее назвали Иудой. Эту сосну Кристина никогда бы не согласилась срубить. Она отождествляла ее с собой.
Когда жизнь казалась невыносимой, Кристина прижималась щекой к шершавой коре, чувствуя, как дерево отдает тепло и ласку, уводя от обид и горестей к светлому небу и солнцу. Кристина поставила поднос на деревянный, накрытый пестрой клеенкой стол, и, расставив тарелки, засмотрелась на чернеющие на фоне голубого неба мертвые ветки. Говорят, что существует материнская любовь, дочерняя, любовь к детям, любовь к мужчине. Она с этим не согласна. У каждого человека любви отпущено только на одного. Всем сердцем, всем существом, не осуждая и отдавая всю себя, можно любить только одного человека. Мать или сына, мужа или любовника, сестру или брата. Всем остальным достанутся крохи. Ведь даже она, Кристина, несмотря на свое безумное чувство к Витьке, не смогла бы полюбить его по-настоящему: место в ее сердце уже давно занято Иларией. И ее жизнь принадлежит матери.
— Привет, Ворона.
Кристина подняла голову. В нескольких шагах от нее появилась подруга с зеленой — слишком большой, так неподходящей к ее одежде — брезентовой сумкой через плечо и корзинкой клубники. Зина не носила ни юбок, ни каблуков и, вообще, плевать хотела, как она выглядит. К ее удлиненному лицу с добродушным лошадиным оскалом не шли гладко зачесанные, собранные резинкой в тоненький хвостик, волосы. Широким бровям, нависавшим над голубыми глазами, требовалась другая форма, а нижней части тела срочная эпиляция. Помешанная на своей внешности Кристина много раз пыталась накрасить и причесать подругу, но каждый раз результат лишь подчеркивал Зинину некрасивость, делая ее вопиюще кричащей.
Кристина сдалась. Если Зину устраивает полное отсутствие мужчин в жизни, ей-то чего париться? Даже лучше, что им двоим уготована похожая судьба. Вся жизнь Зины была посвящена родителям. Почему так произошло, Кристина не понимала. В отличие от ее больной мамы, с Зиниными родителями было все в порядке. Они использовали свою дочь, занимая ее свободное время дурацкими поручениями. То надо было срочно переклеить обои, то покрасить дом на даче или прополоть грядки. Причем именно в тот момент, когда Зина собиралась куда-нибудь пойти. Эта семейка даже работала вместе. Зинин папа — известный дирижер оркестра народных инструментов, а жена и дочь обслуживающий и попутно подыгрывающий на арфе и гуслях персонал. Всегда в тени и в поклоне перед большим талантом. Попробовав несколько раз вмешаться, Кристина чуть не поссорилась с подругой и решила не лезть в свое дело, принимая Зину вместе с ее музыкальной семейкой.
Зина клюнула Кристину в щеку и поставила на стол клубнику.
— В электричке такая жарища. Сейчас бы прыгнуть в озеро.
— Нет уж, милая. Овсянка стынет.
— Овсянка? Да ни за что на свете.
— Всего несколько ложек, — засмеялась подходящая к столу Илария.
— Здравствуйте, — улыбнулась Зина. — Чудесно выглядите. — Она скользнула взглядом по Иларии, отметив, что та уже накрашена и одета, словно собиралась на прогулку. Льняные брюки обтягивали стройные бедра, а черная кофточка на пуговицах подчеркивала белизну кожи. Мягкие волосы лежали волнами на плечах, как у девушки. Лишь в прозрачных серых глазах застыла выдающая болезнь грусть. Илария медленно опустилась на садовый стул. Зина перевела взгляд на подругу. Небрежно прихваченные заколкой волосы спускались на загорелые сильные плечи, яркий зеленый топик подчеркивал соблазнительную грудь, открывая упругий животик. Зина может и завидовала бы фигуре подруги, если бы не знала, сколько усилий вложено в эту красоту. Нет, уж ей лучше с целлюлитом, но только не бегать и не отжиматься.
— Корзина, пойдем в дом, взбитые сливки делать. — Мамуль, — она чуть наклонилась, — а тебе, может, пока кашки положить?
— Положи, детка.
Корзина улыбнулась. Слово «детка», которое часто употребляла Илария, вряд ли подходило к ее подруге, весь облик которой дышал силой, здоровьем и какой-то совершенно ненормальной сексуальностью. Зина любила бывать с Кристиной, избыток мужского внимания доставался и ей тоже. А еще рядом с подругой она чувствовала себя красивее.
— Ну и как наш женатый Ромео поживает? — нетерпеливо спросила Зина. — Смог ли он победить тебя в соревнованиях по плаванию?
Кристина рассмеялась. Сквозь смуглую кожу проступил румянец.
— Вот именно, что женатый. Сколько не догоняй, а ничего ему не перепадет.
— Уж так и совсем ничего? — прищурилась Зина.
— Кроме парочки несравненных поцелуев. — Кристина покраснела еще больше, попадая во власть утреннего воспоминания. — Давай не будем об этом, а? Мне бы уехать от него подальше, чтобы с глаз долой. Да где я найду такое чудесное место с озером и соснами?
— Не понимаю. Что ты мучаешь себя и его. Сделала бы его своим любовником, раз уж он так мил тебе.
— Да не просто он мне мил, Корзина. Мой он, понимаешь? От усиков кошачьих и глаз зеленущих до того места, что между ног. И ничего мне с этим не сделать. Помнишь, я рассказывала тебе про половинки?
— Странно, что ты при всей своей циничности веришь в эту сказку, — нахмурилась Зина. — Может, скажешь тогда, где моя половинка?
— Не всем дана судьба встретиться, а тем, кому встретились, вместе быть, — Кристина переложила клубнику на блюдо и достала миксер. — Какие твои годы, может еще все будет?
— Похоже не в этой жизни.
Уютный шум воркующего моторчика миксера прервал разговор, и Зина присела, глядя, как ловко Кристина раскладывает взбитые сливки по высоким вазочкам и украшает клубникой.
— Тебе не кажется, что мама стала выглядеть еще моложе? — спросила Кристина, озабоченно взглянув на подругу.
— Мне так не показалось. Хотя… Это о чем-то говорит?
— Не знаю, — Кристина нахмурилась, ее лицо стало серьезным и строгим. — Врачи молчат, как обычно. Лекарства не помогают. Но я вижу, что ей хуже. Когда мы сюда переехали, она со мной по берегу озера гуляла. А теперь в основном лежит. Выходит на улицу только после приема таблетки. Но их нельзя принимать часто. Пару раз в месяц, максимум.
Эта чудесная таблетка придавала силы, чтобы выйти из дома и пожить обычной жизнью, которую так мало ценят здоровые люди. Прогуляться вдоль берега озера, дойти до ближайшего магазинчика, а то и вовсе отправиться в Москву и сходить в консерваторию.
Кристина поставила вазочки на поднос и, вздохнув, посмотрела на Зину.
— Ладно, пошли завтракать.
Зина молча подошла к подруге и обняла. Некоторое время они постояли, уткнувшись лбами. Детский ритуал поддержки, придуманный ими, когда они обе оказались изгоями классного общества. Кристина освободилась первая, закрутила волосы в узел.
— Спасибо, Корзиночка. Я не должна раскисать. Бери поднос, а я возьму чайник с чашками. Мама, наверно, уже заждалась. И ни слова о болезнях. Будем наслаждаться солнцем и теплом. Ты пойдешь купаться?
Зина смущенно улыбнулась.
— Ну если тебе не стыдно будет появиться со мной в обществе. Предупреждаю: под брюками у меня выросла шерсть.
Кристина засмеялась. Говорить подруге, чтобы она следила за собой, только тратить зря время. Сама она беспощадно расправлялась с каждым выросшим волоском, ее загорелые сильные ноги с безупречным маникюром можно было запросто снимать в рекламе.
— Корзина, да ты что?! Хоть голой купайся. Стесняться здесь некого. Я этих выскочек московских ненавижу. У каждого здесь по домищу и в Москве по квартире. Вот досталось бы им, как нам, они бы свой нос не задирали. А то здороваются со мной, словно одолжение делают.
Зина ничего не ответила. Иногда нервы у Кристины сдавали. Сказывались нервное напряжение, страх за мать и годы унижений. Сама бы Зина не смогла бы пройти через такое. И за то, что Кристина смогла, она перед ней преклонялась и боготворила их дружбу.
ГЛАВА 3
Конец ознакомительного фрагмента